Ведун Сар

— Двадцать четыре, — неохотно откликнулся на вопрос соседа чем-то сильно озабоченный магистр. — Сначала на арену выедут колесницы, запряженные парой, потом тройкой, потом четверкой лошадей. А в самом конце обещают забег шестерок. Зрелище будет незабываемым, патрикии.

Почтенные мужи заволновались. Божественный Зинон решил, видимо, превзойти своего соперника Василиска, в дни правления которого количество забегов не превышало двадцати. А колесницы, запряженные шестерками, на арену не выпускались вовсе. Ибо подобные забеги почти никогда не обходились без столкновений, а следовательно, без серьезных увечий среди возниц. Частыми были и смертельные исходы. В этой связи высокородный Пергамий припомнил гибель одного из лучших возниц «синих» Феокла, который вылетел на повороте из колесницы и ударился головой о трибуну. Медный шлем не помог несчастному Феоклу, он умер почти мгновенно.

— Скоро начнут, — сказал Пергамий, потирая в нетерпении руки. — Рабы уже поливают водой арену.

Арена представляла собой огромный круг с двумя метами в виде каменных столбов, расположенных напротив друг друга. Меты служили ориентирами для возниц, которые в этих местах должны были разворачивать колесницы. Увы, удавалось это не всем и не всегда, тем более что возницам предстояло проделать не менее семи кругов. Колесниц обычно было четыре. Их возниц различали по цвету туник. Именно отсюда и пошли названия сообществ, готовивших людей и лошадей к скачкам, — синие, зеленые, белые и красные. Ныне в фаворе у властных особ были «зеленые» и «синие», но это вовсе не означало, что их соперники, «красные» и «белые», сдадутся без борьбы. У двух последних сообществ сторонников среди зрителей было никак не меньше, чем у двух первых. Феофилакт в душе сочувствовал «красным», однако, будучи долгое время лицом, приближенным к сиятельной Верине, вынужден был кривить душой в пользу «синих». Сегодня, едва ли не в первый раз за долгие годы, он мог дать волю своим истинным чувствам, не боясь прослыть нелояльным. Увы, даже это обстоятельство не могло развеять тоски, поселившейся в сердце евнуха. Феофилакт предчувствовал несчастье и смотрел сейчас не на арену, а на императорскую ложу, где торжественно рассаживались по местам император Зинон с супругой Аридной и тещей Вериной. Соправителя Зинона, юного Василиска, в ложе не было. Отсутствовал и сиятельный Арматий, всегда прежде сопровождавший тетку на ипподром. Зрители приветствовали императорскую семью, но сдержанно. Возможно, отсутствие Арматия, любимца константинопольской черни, насторожило не только Феофилакта. Арматий был едва ли не единственным видным римским патрикием, который не скрывал своей симпатии к «красным», и его отсутствие не могло, конечно, не огорчить горячих приверженцев этого сообщества.

— Приедет Арматий, — утешил «красных» комит агентов Анастасий, присаживаясь на свободное место рядом с сиятельным Илом. — Куда он денется.

При этом Анастасий перехватил настороженный взгляд Феофилакта и чуть заметно пожал плечами. Евнуха насторожило, что магистр конницы и комит агентов расположились на не слишком удобных местах возле прохода, ведущего в императорскую ложу. В особо торжественных случаях по этому проходу поднимались отличившиеся возницы, дабы получить награду из рук императора. Иногда им пользовались запоздавшие зрители, из самых знатных и близких к трону патрикиев. После того как гвардейцы перекрыли все входы и выходы, Арматий мог пройти в императорскую ложу только этим путем.

— Начинают! — выдохнул Пергамий и ткнул призадумавшегося соседа локтем в бок.