Веды. Колина

–Стой. Погóдь. – Чья-то чернá рука схватила тонкое запястье Колины́, потянула на себя, требовательно, силóй, наматывая лëгкий девичий бег на свои ду́рные слова. – Упрóсом прошу, пока. Стой.

Чернá рука затолкнула Колину́ под кол. В буйную поросль конопляную. Постучали-посыпались зелёные шарики, обтëрхáнные с тонких былинок.

–Стой, коль велю. – Над голубыми озëрами глаз девушки склонилось раскосое, копчëное дикой бесшабашной луговой вольницей, лицо Силы́. – Ты почтó на Девичий луг до солнца шляешься? Веды ведáешь? Колдуешь?! Приворожить меня желаешь?!!

Сбросив прозрачную белую ладонь девушки, парень схватил Колину́ за оба плеча, выгнул от себя в тугу́ю дугу, потащил лицом на свои красные, влажные изгибы охóтливых губ.

А за долю дыхания, что оставалось до бледного, неживого от страха девичьего лика… Сбросил еë о зéмь. Стряхнул, как наваждение. Развернулся на черны́х каблуках щегóльских сапог. Ушёл. Сотрясаясь в бессилии и злóбе.

Силá. И бессилен.

Василия, старшего сына Ля́сы, прозвали Силóй не зазря.

Он был дик, несдержан, безобразен в свой лихости. В показной надо всеми власти. Кулаком Силá думал, кулаком всех застращáл, кулаком же и жил.

Огромен, чëрен, но… лицом своим Силá был притягателен. Той красóй зла, что пишут на иконах, малюя падших ангелов.

Раскосые чëрные, без зрачков, без дна, глаза-угли́, полыхающие вседозволенностью. Соболиные разлетающиеся брови, тëмными обводами подпирающие изящный лоб. Точëные скулы, подëрнутые ало-золотым румя́ном. Тонкий, по молодости лет, тëмный пух, очертивший красивой скобкой ягодно-сочные, изогнутые надменностью, хищные губы. Смоля́ные кудри, крупны́м и мелки́м бесом, раскатились по буйной Силинóй головушке.

Сколько девок в нашей деревне, не по добрóй воле, перемял-перекатал этот дурнóй парень по сеновалам, да лугáм… Несчитáно.

И никто не взроптáл. Все боялись его дикóго нрава, и быстрóй расправы. Но, боле всего, боялись гнева матери его – Лясы.

На всю деревню у неë нечи́стая упрáва имелась. Колдовская, страшéнная.

Супрóтив чернóго зла и немеря́ной силищи, за здоровье живëшь, не попрëшь…

Только Павел и Колинá, одни, не поддавались Силé и Лясе.

И всë, из-за обещания на кресте, данном Лясой при рождении девочки.

Сох Силá по Колинé давно. С тех пор, как всем стала яснá еë нездешняя, прозрачная красота, во сто крат помноженная на пшенично-золотую мягкость Павла.

~~~

… испроси́ть у вед… У белóго тумана. Любви. Можно и любви. Аи дадут. Поштó не дать, коли́ просят. Кто сказал, что два разá полюбить нельзя? Можно и два… Веды из тумана делáны, туманом дáдены, туманом и забрáны могут быть. Так то. Ты любви просил? Да к ей одной… А когда не одна она стала?! То-то же… Туман своë и забрал… А тебе твоë оставил… До поры…

~~~

Павел любил дочку без меры. Слова худого никогда ей не сказал. Хоть, и баловницéй Колинá росла. Сбегала от своего отца в туман. Пела там ему песенки свои. Но всегда домой возвращалась. Садилась за стол, плела косу свою и ворковáла Павлу про букашек, реку и туман. И всë напевно так, тягуче.

Словно и не слова дева выговаривает, а всë песни поëт. Ди́во.

А в тот день, когда Силá подхватил её возле колá, случилась с Колинóй перемена. Будто, огонëк зажëгся в ней. Да не простой. А такой, что, потихоньку, выжигал в еë сердечке пустóшь. Брешь. В которую нáдобно, поскорей, добро и счастье поселить, а иначе… И темнота поселиться в пустóм месте может.

~~~

…Ох! Любовь у вед страшная. Пу́таная у них любовь. Коли́ что не по их разуменью пойдет, враз дева светлая переменится. Да так, что и не узнать еë. И глаз горит, и силища из неë страшная прëт. Веда голосом одним всю деревню снести может, если разозлить еë. И такое эти веды ведают, что душам христианским и в страшном сне не привидится. Потому как, сама природа вед этих на свет нарóдила. А природа и есть – самая великая тайна…

~~~

Силá до свéту ушëл на Девичий луг. Не мог он больше без Колины́ жить. Шëл он, смурной, понурый. Туман ноги ему вязял, да он тот туман пинал. Роса облила его с головы до пят, а он горячий такой, что обсох за миг.

И чем далеé Силá в лес уходил, тем гуще туман становился. И уж всë вокруг белó стало. И, вроде, Силá сам светлеть ликом начал.

Вышел он к реке. А на берегу сидят девы. В белых платьях, власá распущены. Одна краше другой. Веночки плетут, песни поют. Слова, слышь ко, все знакомые, а сложи их в ряд… И не понять ничего…

Упал перед ними Силá на колени. Зарыдал слезами горючими. Стал просить-умолять он вед, а это они и были, дать ему Любовь к Колинé.

–Не можем мы тебе, парень, Любовь дать. – Веды ему отвечали-распевали. – Нельзя человеку дать то, что есть у него…

~~~

Распался туман. Спáл морок. Стоит Силá возле опушки, а из лесу́ к нему выходит Колинá.

Взяла его за руку, повела на Девичий луг.

~~~

Капля дрожала на кончике травинки. Тяжëлая, набухшая падала вниз. На босые ноги девушки.

Колинá подтянула колени к подбородку, спрятала в них полыхающее, как маков цвет, лицо. Но, белая рубаха, напитáнная влагой чистых рос, залипла ей на нос, не дала дышать. Девушка вытянула лицо от колен.