Вегетарианка

Он посмотрел ей прямо в лицо, на котором читалось сомнение. Ему было все равно куда идти, лишь бы только не сидеть в этой крайне опасной комнате, лишь бы избавиться от мучительного желания и страстного порыва, которые с каждой минутой усиливались.

– Говорите здесь.

– Нет, хочется пройтись. Да и тебе разве не тоскливо целый день сидеть дома?

Наконец она уступила, сунула ноги в шлепанцы и последовала за ним. Они молча прошли переулок и зашагали по большой улице. В глаза ему бросилась вывеска сетевого кафе, где продают мороженое.

– Ты любишь мороженое?

Она чуть-чуть улыбнулась, как воспитанная в строгих правилах девушка, завязавшая любовные отношения с молодым человеком. Они выбрали столик у окна. Сидя напротив, он молча смотрел, как она слизывала мороженое с деревянной лопаточки. И неожиданно поймал себя на том, что каждый раз, когда ее язык высовывается изо рта, невольно вздрагивает, как от электрического тока, словно между его телом и ее языком протянут невидимый провод.

И в эту секунду в голову пришла мысль: очевидно, другого пути нет. Чтобы выбраться из этого ада, очевидно, остается только претворить в жизнь свое страстное желание.

– Моя просьба…

На кончике ее языка таяло белое мороженое. Она открыто посмотрела на него. Из глаз с монголоидным разрезом слабым огнем блеснул зрачок, не маленький и не большой.

– Я прошу тебя стать моей моделью.

Она не улыбнулась, не растерялась. Словно собираясь пронзить его тихим взглядом, просто пристально смотрела на него.

– Ты ведь как-то приходила на мою выставку?

– Да.

– Это будет видеофильм, похожий на предыдущие.

Он почувствовал, что становится смелее, больше не потеет и что руки перестали дрожать. И голова стала остывать, словно на макушку положили пакет со льдом.

– Нужно будет снять одежду, а я разпишу тело красками.

По-прежнему тихо глядя на него, она разжала губы:

– …И что дальше?

– Нужно будет позировать в таком виде. Пока я не закончу съемку.

– Вы сказали, будете… писать на теле?

– Да, писать цветы.

Ему показалось, что ее глаза на миг дрогнули. Впрочем, он мог ошибиться.

– Это не такая уж трудная работа. Займет всего лишь один-два часа. Можно в любое время, когда тебе удобно.

Посчитав, что высказался, он почти с покорным видом опустил голову и посмотрел на свое мороженое. Посыпанное крошками арахиса и нарезанным миндалем, лакомство потихоньку таяло и мягко стекало вниз.

– …А где?

Ее вопрос дошел до него в тот момент, когда его внимание было поглощено мороженым, которое таяло, превращаясь в пену. Она подносила ко рту последнюю горку лакомства. В уголках бескровных губ остались следы белых сливок.

– Собираюсь попросить друга уступить на время свою мастерскую.

Ему показалось, что между ними выросла стена, настолько безучастным стало ее лицо. И заглянуть в ее душу он никак не мог.

– А… моей сестре сказали?

Думая, что лучше не говорить жене, что у него есть только один возможный ответ, с трудом подыскивая слова и от этого разочарованный в себе, он ответил:

– Нет. Потому что это… секрет.

Она не выказала ни одобрения, ни несогласия. Затаив дыхание, он поедал ее глазами, пытаясь понять, какой ответ таится в ее молчании.

* * *

Благодаря солнечным лучам, проникающим сквозь широкие окна, в мастерской художника М. было тепло. Это пространство площадью почти триста квадратных метров напоминало скорее выставочный зал, чем мастерскую. Картины М. висели на стенах в удачных местах, а принадлежности для рисования находились, к его большому удивлению, в идеальном порядке. Все эти правильно разложенные кисти, краски и другие атрибуты художника вызвали в нем желание тут же взять и попробовать их в деле, хотя он и принес с собой все необходимое для работы.

После нескольких попыток найти студию с естественным освещением ему пришлось выбрать мастерскую бывшего сокурсника М., отношения с которым он не назвал бы очень близкими. М. уже в тридцать с небольшим, первый из выпуска, устроился штатным преподавателем в один из столичных университетов, и сейчас в его лице, одежде и манере поведения отражалось чувство собственного достоинства, которое так присуще профессорам.

– Как же это неожиданно. Подумать только – ты обратился ко мне с просьбой!

Так сказал М. примерно час назад, угостив его чашкой чая и передавая ключи от мастерской.

– Если еще когда-нибудь мастерская понадобится для такого дела, обращайся в любое время. Днем я провожу много часов в университете.

Он принял ключи, всматриваясь в округлившийся живот М., который выпирал сильнее, чем у него самого. Конечно, М. не станет выставлять напоказ свои чувства, но страстное мужское желание, наверное, свойственно и ему, а вслед за ним и терзания. Линия округлившегося живота сокурсника доставила некоторое утешение. Скорее всего, М. как минимум испытывает досаду и небольшой стыд по поводу своего толстого пуза и тоскует по когда-то молодому телу, ставшему теперь не очень здоровым.