Вэйджер. История о кораблекрушении, мятеже и убийстве (ЛП)

Когда он встал на грот-мачту, у него было мало времени для радости. Мачта представляла собой не один длинный деревянный шест, а три огромные "палки", поставленные друг на друга. И Байрон поднялся только на первую секцию. По мере продвижения вверх веревки савана сходились, и промежутки между ними становились все более узкими. Неопытному альпинисту было бы трудно найти точку опоры для ног, а на такой высоте между горизонтальными ратлинами уже не было места, чтобы обхватить их руками для отдыха. Подгоняемый ветром, Байрон прошел мимо верфи грот-мачты, на которой крепился второй большой парусиновый парус, и мимо кронштейнов - деревянных стоек, на которых мог расположиться наблюдатель и получить более четкий обзор. Он продолжал подниматься, и чем выше он поднимался, тем сильнее чувствовал, как мачта и его тело кренились из стороны в сторону, как будто он цеплялся за кончик гигантского маятника. Орудия, за которые он ухватился, неистово тряслись. Эти канаты были покрыты смолой для защиты от стихии, и боцман был обязан следить за тем, чтобы они оставались в хорошем состоянии. Байрон столкнулся с неизбежной истиной деревянного мира: жизнь каждого человека зависела от работы других. Они были подобны клеткам человеческого организма: одна злокачественная может уничтожить всех.

Наконец, поднявшись почти на сто футов над водой, Байрон добрался до главного топгаланта, где был установлен самый высокий парус на мачте. К основанию верфи была привязана веревка, и ему пришлось шаркать по ней, опираясь грудью на верфь для равновесия. Затем он ждал приказа: свернуть парус или риф - свернуть его частично, чтобы уменьшить размах парусины при сильном ветре. Герман Мелвилл, служивший на американском военном корабле в 1840-х годах, писал в книге "Редберн": " Первый раз мы спустили верхние паруса темной ночью, и я обнаружил, что вишу на яру вместе с одиннадцатью другими, а корабль кренится и вздымается, как бешеная лошадь... Но несколько повторений вскоре сделали меня привычным". Он продолжал: "Удивительно, как скоро мальчик преодолевает свою робость перед подъемом на крышу. Для меня самого нервы стали устойчивы, как земной диаметр.... Я с большим удовольствием убирал паруса верхнего галланта и рояли при сильном ударе, и эта обязанность требовала двух рук на верфи. Это был дикий восторг, прекрасный прилив крови к сердцу, радость, волнение и пульсация всего организма, когда при каждом шаге тебя подбрасывает в облака грозового неба, и ты, как судный ангел, висишь между небом и землей".

Сейчас, стоя на вершине, Байрон мог видеть другие большие корабли эскадры. А за ними простиралось море - чистый простор, на котором он готов был написать свою собственную историю.

В пять часов утра 25 октября 1740 г., через тридцать семь дней после выхода эскадры из Англии, дозорный на Северне заметил что-то в зарождающемся свете. После того как команда зажгла фонари и выстрелила из нескольких орудий, чтобы предупредить остальных членов эскадры, Байрон тоже увидел это - неровные очертания на краю моря. "Это была Мадейра, остров у северо-западного побережья Африки, известный своим многолетним весенним климатом и превосходным вином, которое, как заметил преподобный Уолтер, " предназначалось Провидением для освежения обитателей засушливой зоны".

Эскадра бросила якорь в бухте на восточной стороне острова - это была последняя стоянка экспедиции перед почти пятитысячемильным переходом через Атлантику к южному побережью Бразилии. Энсон приказал экипажам быстро пополнить запасы воды и дров, а также запастись большим количеством ценного вина. Ему не терпелось двигаться дальше. Он хотел завершить переход до Мадейры не более чем за две недели, но из-за встречных ветров он занял в три раза больше времени. Все надежды обогнуть Южную Америку во время августовского лета, казалось, испарились. " Трудности и опасности перехода вокруг мыса Горн в зимнее время заполнили наши фантазии, - признался преподобный Вальтер.