Вейджер. Реальная история о кораблекрушении, мятеже и убийстве

Тридцатилетний моряк Ричард Фиппс сделал плот – он привязал веревкой к паре бревен часть деревянного корпуса большой бочки. Никудышный пловец, он тем не менее смело вышел в море, как выразился Байрон, «искать приключений на этом необычном и оригинальном суденышке»[420]. Чип выдал ему ружье, и, заметив птицу, Фиппс, всякий раз силясь удержать равновесие среди волн, затаивал дыхание и стрелял. Первые успехи поощрили его продвигаться дальше вдоль побережья, нанося на карту новые владения.

Однажды ночью Фиппс не вернулся. Не вернулся и на следующий день. Потерпевшие кораблекрушение оплакали потерю еще одного товарища.

На следующий день другой моряк, не устрашившись, отправился на охоту на собственном плоту. Подойдя к скалистому островку, он заметил большое животное. Он подплыл ближе, держа наготове ружье. Фиппс! Волна перевернула его плот, а ему удалось вскарабкаться на скалу.

После того как Фиппса вернули в лагерь, он тотчас принялся сооружать новое, более прочное судно. На сей раз он взял воловью шкуру, служившую на «Вейджере» для просеивания пороха, и обернул ее вокруг нескольких изогнутых деревянных шестов – получилось что-то вроде каноэ. Фиппс вновь вышел в море.

Байрон и двое его друзей тоже сконструировали утлое суденышко – плоскодонный плот, который приводился в движение с помощью шеста. В свободное от спасения имущества из обломков время моряки предпринимали вылазки. Байрон изучал попадавшихся ему на глаза морских птиц, в том числе патагонскую утку-пароход[421], с короткими крыльями и большими перепончатыми лапами. По ночам утки-пароходы издавали звуки, похожие на храп. Байрон сравнивал эту утку со скаковой лошадью из-за «скорости, с которой она двигалась по поверхности воды, в полулете, полубеге»[422].

Однажды, когда Байрон и двое его товарищей были в дальнем путешествии на своем плоту, они попали в шторм. Им удалось укрыться от бури, а вот плот унесло в море. Байрон плавал неважно и наблюдал, как уплывает их спасение. Вдруг один из моряков нырнул в воду и вытащил их суденышко.

В этих вылазках потерпевшим кораблекрушение никогда не удавалось поймать много птиц, но то, что все же удавалось добыть, казалось им очень вкусным. Байрон восхищался тем фактом, что их гордый флот патрулирует прибрежные воды.

Джон Балкли был на задании. Вместе с плотником Камминсом и другими сильными моряками он построил на берегу нечто напоминающее барак. Крышу покрыли листьями и тростником, щели в стенах законопатили спасенной с корабля верблюжьей шерстью. Внутри повесили парусину, разделив пространство на четырнадцать частей – или «кают», как их назвал сам Балкли. Что же, это жилище затмило капитанское. «Это богатый дом, и в некоторых частях мира за него можно было бы купить красивое поместье, – написал Балкли. – Учитывая, где мы находимся, лучшего жилья невозможно желать»[423].

Доски с «Вейджера» служили столами, а бочонки – стульями. У Балкли была отдельная спальня, а также место у очага, где он мог читать свою заветную книгу «Образец христианина, или Трактат о подражании Иисусу Христу», спасенную с корабля. «Провидение сделало ее средством моего утешения»[424], – отметил он. В своем новом убежище Балкли мог регулярно вести записи – ритуал, поддерживавший его умственную активность и защищавший какую-то часть его прежнего «я» от опустошающего мира. Кроме того, он обнаружил бортовой журнал штурмана Кларка разорванным на куски – еще один знак того, что кто-то был полон решимости уничтожить доказательства любых человеческих ошибок, которые могли привести к крушению. Балкли поклялся чрезвычайно «тщательно записывать события каждого дня», чтобы обеспечить «достоверное изложение фактов»[425].

По свидетельству Байрона, другие моряки тоже сооружали «прелюбопытные жилища»[426] – палатки, навесы и крытые соломой хижины, – хотя и не такие большие, как у Балкли.

То ли в силу приверженности давней классовой и социальной иерархии, то ли из стремления к привычному порядку моряки разбились на группки, как на корабле. Чип вновь делил хлеб с ближайшими союзниками, за ним присматривал стюард Пластоу. Балкли делил кров преимущественно с Камминсом и другими уорент-офицерами[427].

Байрон жил в убежище со своими товарищами-гардемаринами – Козенсом, Кэмпбеллом и Исааком Моррисом. Капитан морской пехоты Роберт Пембертон обосновался рядом с другими армейскими. Моряки, в том числе Джон Джонс и Джон Дак, жили общиной. Напарник плотника Митчелл и его банда головорезов тоже держались вместе.