Вейджер. Реальная история о кораблекрушении, мятеже и убийстве

Байрон, Балкли и Кэмпбелл размахивали шляпами, подзывая кавескаров ближе. Экспедиция Ансона получила от британского правителя покровительственный манифест, который следовало зачитывать всем встретившимся в путешествии туземцам. Аборигенов предлагалось спасти от якобы развращающих условий и помочь создать правительство, чтобы они стали «счастливыми людьми»[442]. Тем не менее потерпевшие кораблекрушение поняли, что те самые люди, которых англичане почитали «дикарями», могут владеть ключом к их спасению.

Кавескары подойти не решались. Пусть они никогда не видели европейцев, но, скорее всего, были наслышаны о жестоком завоевании испанцами других коренных народов на севере и знали о кровожадности приплывших на кораблях бледнолицых. Магеллан и его банда конкистадоров – первые достигшие Патагонии европейцы – подарками заманили двух молодых жителей одной из местных общин так называемых великанов на свой корабль, а потом заковали их в кандалы. «Увидев, как по засову оков, заклепывая его, чтобы не открылся, принялись бить молотком, эти великаны испугались»[443], – писал хронист Магеллана. Испанцы хвастались, что обратили одного из них в христианство и окрестили Павлом, точно какие-то искупители. Оба заложника вскоре умерли от болезни. Позже, в XIX веке, немецкий купец похитил нескольких кавескаров[444] и как «дикарей в естественном состоянии» выставил в парижском зоопарке, собрав полмиллиона зрителей.

Байрон и его товарищи пытались убедить кавескаров, что не причинят им вреда, демонстрируя то, что Байрон называл «знаками дружелюбия»[445]. Когда море заливал дождь, гребцы подходили ближе, рычали собаки, гудел ветер. Обе стороны пытались общаться[446], но тщетно: «Они не знали ни слова ни на одном языке, который мы когда-либо слышали»[447], – вспоминал Байрон.

Трое британцев подняли спасенные с затонувшего корабля тюки ткани и предложили их в подарок. Кавескары взяли подношение. Знаками их уговорили сойти на берег. Аборигены вытащили каноэ на пляж и настороженно отправились за Байроном и Кэмпбеллом в маленькую деревню причудливых убежищ. Наконец их привели к капитану Чипу, который явно расквартировался в жилище кавескаров.

* * *

Чип церемонно приветствовал аборигенов. Они были его первейшей и, возможно, единственной надеждой найти пропитание. Вдобавок эти дикари наверняка знали, где находятся враждебные испанские поселения и как можно выбраться с этого проклятого острова. Капитан подарил каждому из мужчин матросскую шапочку и красный солдатский мундир. Хотя особого интереса к ношению подобной одежды аборигены не проявляли, снимая ее всякий раз, когда кто-то ее на них надевал, красный цвет они оценили. (Кавескары часто красили свою кожу красным пигментом, приготовленным из обожженной земли.) Капитан Чип также дал им зеркало. «Новинка произвела на них странное впечатление, – писал Байрон. – Смотрящий не мог себе представить, что видит отражение своего лица, думая, что это лицо кого-то прячущегося сзади, поэтому он обходил зеркало, чтобы узнать, кто там»[448]. Кэмпбелл отметил, что кавескары вели себя «чрезвычайно вежливо»[449], а капитан Чип «обращался с ними с великой учтивостью»[450].

Вскоре кавескары вновь отправились в море – каноэ становились все меньше, пока наконец не превратились в маленькие точки, испускающие синеватый дым. Чип не знал, увидит ли аборигенов снова. Однако на третий день они вернулись, теперь прихватив с собой удивительное количество еды, в том числе трех овец.

Достать овцу явно стоило немалых усилий. Кавескары, как известно, баранину не ели, животных они, скорее всего, раздобыли, торгуя с другой группой туземцев, контактировавшей с испанцами в нескольких сотнях километров к северу. Вдобавок кавескары привезли потерпевшим кораблекрушение то, что Балкли назвал «самыми большими и лучшими мидиями, которые я когда-либо видел или пробовал»[451]. Оголодавшие матросы были чрезвычайно благодарны, Кэмпбелл писал, что аборигены явили «хороший пример для многих высокообразованных христиан!»[452]