Вейская империя (Том 1-5)

Марбод вытащил кинжал и с силой всадил его себе в грудь. Горожане страшно закричали. Марбод опрокинулся навзничь, откатился внутрь и бросился, задыхаясь и кашляя, к задней стене. Гнилые доски захрустели под ударами сапога. Здание уже пылало вовсю. Марбод посмотрел вниз. На небе было совсем светло, белые головки скал скрылись под высоким приливом. Затрещали балки, загорелся левый рукав платья. Марбод прыгнул.

Он ударился о подводный камень, но все-таки выплыл. Убедился, что его никто не видел, снова нырнул и поплыл, выставив из воды полую стрелу.

Через два часа он, никем не замеченный, добрался до усадьбы Илькуна, перелез через забор и только за забором свалился.

У горящей кумирни всадник из городского суда напрасно вертелся и предлагал награду тому, кто вытащит труп из огня. А когда пламя унялось, выяснилось, что сгорело все начисто: и стены, и циновки, и идол, и самое труп. За кости обещали двадцать золотых государей, их искали долго и старательно. Нашел кости уже после полудня один из ополченцев, принадлежавший, между прочим, к цеху мясников.

Кости сложили в мешок, привязали мешок к трупу убитого на пристани молодого стражника, и торжественно понесли к городской ратуше на суд.

Когда процессия уже скрылась в городе, к воротам подскакало пять дружинников Марбода со слугами. Нападения в городе ждали. Обнаружив закрытые ворота и стражников на стенах, воины повернули в гавань, сожгли несколько увеселительных лодок с обитателями и поплыли к заморскому кораблю. В воде их всех и застрелили.

Городские магистраты смотрели на это с башни ратуши.

— Но ведь это самоубийство, — сказал Ванвейлен, глядя, как далеко тонут люди в лакированных панцирях, похожие на красных драконов. Это безумие.

— Гм, — сказал один из магистратов. — Нить их судьбы все равно перерезана. Они ведь заключили с богом договор: после смерти господина не жить. Как это так: нарушать договоры…

Толпа побежала глядеть на людей и лавки, сожженные во время священного мира, трупы выудили из воды «кошачьими лапами» и поволокли в город. Проклинали род Ятунов и кричали: «Да здравствует король!» и «Да здравствует Арфарра!». Толпа густела как каша: кто-то зачерпнет и съест?

Неревен явился в замок только к полудню. Люди набежали в покои советника, словно муравьи на баранье сало. Все только и говорили, что о ночном гадании и о смерти Марбода.

Все сходились на том, что торговец вел себя до крайности тонко, потому что если бы он просто отдал печать Арфарре, то Арфарру с торговцем, пожалуй, просто зарубили бы на месте. Ведь толпа в башне собралась не менее безумная, чем та, что сейчас бушевала на городских улицах, а богов сеньорам было наплевать, — они только радовались драке с богами и бесами. Но торговец вытащил откуда-то гнусную бумагу, которую подписал граф Най. Все, конечно, ошеломились, что старый граф якшается с торговцем против короля, и никто не вытащил меча в защиту графа. Не меньше десятка хулительных стихов висело сегодня утром на воротах его замка, и, прочитав подписи под этими стихами, бедняжка граф спешно уехал в свои поместья.

А сенешаля король арестовал, и тот в ужасе признался, что никакого сна не видел, а подобрал печать в королевских покоях и сговорился с графом Наем.

Завидев Неревена, учитель сделал ему знак и вскоре вышел один в розовый кабинет. Неревен рассказал обо всем происшедшем ночью.

— Я не знаю, — сказал Неревен, — жив ли Марбод Кукушонок, но зады илькуновой усадьбы выходят к речному обрыву и поросли ивняком. Проезжий спуск — совсем рядом. Кто-то босой вылез из воды и прошел сквозь кусты. На кустах остались белые шелковые нитки, под забором — следы крови. Утром хозяйка на рынок служанку не послала, пошла сама.

Неревен замолчал, вспоминая обрыв под сгоревшим храмом и камни: да человек он или бес, Кукушонок?

Арфарра усмехнулся и велел позвать к себе чиновника из городской ратуши, томившегося в приемном покое.

Запись зафиксировала: на корабль взобрались двое: белобрысый парень и тот самый человек с обрубленными ушами, которого Ванвейлен видел на дамбе. Оба вора, очевидно, были профессиональными пловцами и водолазами. Они приплыли в грубых масках, с трубками-бамбуковинами. Расковыряли люк и спустились в трюм. Человек-обрубок вынул из ладанки на шее светящийся спутанный клубок и стал осматриваться. Его спутник поступил более основательно: извлек из кожаного мешка фонарь и зажег его. Человек-обрубок углядел новую, недавно поставленную переборку посередине трюма и решительно стал взламывать дверь. После этого случилось нечто, чего воры не ожидали. В ухе Хатчинсона на пристани пискнул сигнал тревоги, а перед ночными гостями неожиданно предстал жирный дракон с красным костяным гребнем.