— Милый, я не хочу причинять тебе боль, однако я должна быть с тобой честной ради твоего же блага. Ну, и моего тоже, и Аллена. Я знаю, что ты хочешь сделать из «России», и думаю, что это великолепно и восхитительно, но ты не Д. В. Гриффит. Ты — Моррис Дэвид, и это замечательно само по себе. Ты сказал мне, что хочешь, чтобы тебя уважали, хочешь не «просто» заставить людей смеяться, — неужели ты не понимаешь, что миллионы людей любят тебя, потому что ты можешь заставить их смеяться. А что может быть замечательнее этого — заставить людей смеяться? Мне совершенно наплевать на великую княгиню Ксению или русскую революцию, и у меня есть тайное подозрение, что и всем остальным людям в Америке наплевать на это. Но заставь меня смеяться, и я полюблю тебя навеки.
Он пристально смотрел на нее.
— Ты считаешь, эта картина провалится? — шепотом спросил он.
— Эта картина — да, — сказала она, поднимаясь с колен. — Но если ты сделаешь то, что я хочу от тебя, думаю, ты добьешься грандиозного успеха.
— А чего ты от меня хочешь?
— Преврати свой фильм в комедию, — спокойно ответила Барбара, избавься от того гамбургского хвастуна Вилли фон Газбега, поставь фильм сам, и пусть люди смеются. Тебе не придется даже переснимать отснятый материал, потому что он уже смешной. Просто добавь в него немного балаганных номеров и преврати все в пародию.
— Что значит — «пародия»? Пожалуйста, говори нормальным языком.
— Ладно, это значит — шутка. Преврати все в шутку!
На его лице ясно читалось недоверие.
— Сделать шутку из русской революции? Из мировой войны? Ты так представляешь себе шутку?
— А что же это, если не шутка? Жестокая шутка, допустим, но все равно — шутка. Люди по горло сыты войной, большевизмом, но заставь их над этим смеяться, и, может быть, они лучше поймут, что это такое. Поверь мне, Моррис, ты можешь сделать это! Ты можешь сделать из этого превосходную комедию! И если ты избавишься от Вилли и превратишь свой фильм в комедию, я вложу в него деньги, необходимые тебе. Но я не вложу их в неудачный фильм, продюсером которого ты являешься. Я люблю тебя, однако я — не самоубийца.
Моррис встал с кресла, подошел к окну и стал смотреть на бассейн. Барбара наблюдала за ним, с нетерпением ожидая, что он скажет в ответ. Она увидела, как задвигались его плечи, и через несколько мгновений поняла, что он трясся от смеха. Моррис обернулся к ней, по щекам у него текли счастливые слезы.
— Сцена в столовой! — закричал он. — Когда Рекс напился и шлепнулся в фонтан с шампанским! Мы могли бы сохранить ее! Она ведь была очень смешной!
Барбара подбежала и обняла его:
— Это была настоящая потеха!
— Мы сделаем этого Игоря пьяницей! Пьяницей, который не просыхает всю русскую революцию и умудряется спасти великую княгиню Ксению!
— Рекс может сыграть пьяницу! Ведь он сам — алкоголик. О, Моррис, это просто замечательно!
Они захохотали и пустились в пляс вокруг плетеной колыбели, где Аллен Дэвид лежал на спине и сосал палец на ноге, с любопытством разглядывая своих странных родителей.
ГЛАВА 28
После развода с Люсиль Виктор переехал в номер на восьмом этаже отеля «Плаза». Он не особенно любил жить в отелях, но Люсиль оставила их дом за собой, Дрю жил в Гарварде, Барбара — на побережье, у Лорны имелась своя квартира, и она была обручена. И он внезапно почувствовал, что никому в семье больше не нужен, поэтому отель показался самым подходящим местом, чтобы жить одному. Виктору исполнилось пятьдесят два года, и он понял, что наступила пора среднего возраста. Было ужасно одиноко, а в отеле по крайней мере его окружали люди. Он думал, что когда-нибудь подберет себе квартиру, но как-то никак не мог собраться сделать это.
Виктор всегда был в восторге, когда Лорна приезжала навестить его, а делала она это частенько, и этот апрельский вечер не стал исключением. Когда она появилась на пороге номера, то показалась ему очень хорошенькой в своем светло-голубом платье. Ее щеки были такими же розовыми, как тюльпаны в парке под окнами отеля.
— Мы сегодня с тобой ужинаем вместе, — она поцеловала отца в щеку, — я даже оплачу счет. Неплохой сюрприз для тебя, а?
— Приятный сюрприз. А по какому случаю?
— Ты готов выдержать шок? Я обручена!
Он выглядел смущенным:
— Да, я знаю это. Ты обручилась несколько месяцев назад. Я уже начал сомневаться, выйдешь ли ты вообще замуж за Томми.
— С Томми я больше не обручена, слава Богу. Доктор Рэндольф — милый зануда, и наш брак с ним был бы катастрофой. — Она сжала отцовскую руку. — Папочка, я встретила самого замечательного человека! Его зовут Карл Мария фон Герсдорф, он самый блестящий пианист в мире, мы женимся в следующем месяце! Ну, что ты думаешь об этом?
Виктор медленно покачал головой:
— Я не знаю, что я думаю об этом. Когда все случилось?
— Я встретила его в прошлом январе у Барбары, и он мне понравился — нет, буду честной, — он мне очень понравился. Затем, через несколько недель, я вернулась в Нью-Йорк, он позвонил мне и попросил о встрече. И я сказала: да.
— Но ведь ты была помолвлена...