Дрю относился к Виктору со смешанным чувством. Одна его половина восхищалась великой американской историей успеха отца, его власти и богатства. Другую его половину раздражали менторский тон и решимость Виктора сделать так, чтобы его сын не превратился просто в богатого папенького сынка, чтобы у него закалился характер и появилось чувство ответственности. Дрю вспомнил инцидент десятилетней давности, когда он украл моторную лодку и вызвал у отца взрыв гнева. Он знал, что работа в дорожной бригаде пошла ему на пользу и, возможно, помогла выработать «характер», но он все равно ненавидел ее. Теперь в банке история повторилась. Виктор заставлял его начать карьеру с самого низа и подниматься вверх. Если что-то случалось, он был более суров с Дрю, чем с другими. Это вызывало у него раздражение и ярость; получалось, что быть сыном президента банка являлось чуть ли не недостатком. Виктор был богат — его состояние оценивалось почти тридцатью миллионами долларов, — но Дрю хотел быть богаче отца, хотел превзойти его. «Однако если я буду таким же неповоротливым консерватором, каким оказался отец, едва ли я стану богаче», — рассуждал Дрю.
У него было около шестидесяти тысяч долларов в государственных облигациях, полученных в наследство от тети Эллиот. И он решил продать их и немного «разгуляться».
В следующий понедельник вечером Серж Виттгенштайн, живший в роскошном пятиэтажном особняке в норманнском стиле в районе Пятидесятой Восточной улицы и оттуда же руководивший своими операциями, позвонил в Бруклин. У человека, который ответил на звонок, был мягкий, с итальянским акцентом голос.
— Декстер вложил деньги, — сообщил Серж.
На том конце провода долго молчали. Серж мог слышать, как дышит его собеседник. Потом тот произнес:
— Хорошо. Держи меня в курсе дела. — И повесил трубку.
ГЛАВА 30
Это был аристократический особняк XIX века в Сент-Льюк'с-плейс в Гринвич-вилидж. Дрю нажал звонок, подождал, наблюдая за детьми, играющими в спикбол[69]. Дверь открыла Милли. Она была в голубой юбке и белой блузке и босая.
— Мне нравится ваш новый дом, — сказал он, входя внутрь, — но он немного отличается от Саттон-плейс.
— Дом принадлежит родителям Элли Сэйбрук, но они сейчас в Европе, поэтому Элли разрешила мне здесь пожить, пока не найду квартиру.
Дрю вошел в жилую комнату и огляделся. Комната с высокими потолками была обставлена мебелью в довоенном стиле: массивные деревянные стулья и столы, на одном из столов даже стояла лампа Тиффани[70], на стене висела большая картина викторианского периода, изображавшая двух спящих собак. Но в углу стоял новенький радиоприемник. Через два высоких окна, выходящих в сад позади дома, в комнату лился солнечный свет.
Дрю развалился на большом, мягком диване, обвитом плющем, и закинул ноги на валик.
— Ты поссорилась с родителями? — спросил он.
— Нет. Просто я решила, что пора начинать самостоятельную жизнь.
Дрю изучающе посмотрел на нее. Чувствовалось, что она напряжена и очень нервничает. На его лице появилась широкая ухмылка.
— Мне кажется, что здесь есть еще что-то. Где сейчас Элли?
— В Филадельфии, на свадьбе.
— Так что мы одни в доме?
Она нервно закурила сигарету.
— Дрю, извини, что я наорала на тебя в тот вечер, но... ну, ты был так чертовски груб! Знаешь, на самом деле ты можешь быть таким ужасным... а, черт!
Она отвернулась и стала делать одну затяжку за другой. Он поднялся с дивана, подошел к ней и обнял за тонкую талию. Поцеловал ее сзади в шею и шепнул:
— Успокойся.
Милли повернулась к нему, в глазах у нее блестели слезы.
— Иногда я ненавижу тебя, — тихо вымолвила она, — а иногда я хочу тебя, как никого на свете.
— Устала быть девственной весталкой?
— Надоело до тошноты.
— Ну, слава Богу, давно пора.
Она загасила сигарету:
— Ты можешь мне не поверить, но я не совсем знаю, что мы должны делать.
— Во-первых, найти спальню.
— Это довольно легко. Пошли наверх.
Она повела его на второй этаж, в средних размеров комнату, выходящую окнами на Сент-Льюк'с-плейс, залитый солнцем. Большая кровать из каштанового дерева с белым расшитым покрывалом выглядела маняще. Милли опустила жалюзи на обоих окнах и повернулась к нему:
— Что теперь?
Дрю уселся на кровать и начал расшнуровывать ботинки.
— Ты хочешь сказать, что в колледже Смита вас ничему не учат?
— Этого в колледже не преподают, дурачок. Все, что нам известно в этой области, мы узнали из популярных романов, а в них ничего не описывается. Герой начинает покрывать поцелуями лицо героини, а потом они переходят к следующей главе.
Он засмеялся:
— Посмотрим, смогу ли я заполнить недостающие страницы. Знаешь, мы должны снять одежду.
Она начала расстегивать юбку.
— Это-то я сама поняла. Но ты ведь должен что-то надеть, чтобы у нас не было ребенка?
— Ты забегаешь вперед.
— Ох.
Когда оба разделись догола, он встал с кровати и подошел к ней. Милли рассматривала Дрю с плохо скрываемым любопытством. Лучи солнца, клонившегося к закату, пробивались сквозь жалюзи и наполняли комнату мягким сиянием.
— Так вот как это выглядит, — тихо заметила она, — довольно забавно.