В декабре Ай начал “гражданское расследование”, чтобы задокументировать, как и почему разрушилось столько школ – и собрать столько имен жертв, сколько возможно. Он набрал волонтеров, и в Сычуани они установили 5212 имен и проверили их через родителей, страховые компании и другие источники. Результаты – восемьдесят листов бумаги с именами и датами рождения на стене в кабинете Ая. Ежедневно он публиковал в “Твиттере” имена школьников, родившихся в этот день. “Сегодня – семнадцать, – сказал мне Ай как-то зимним утром. – Это больше, чем в остальные дни”.
Мы были в его кабинете, и он, как всегда, сидел за клавиатурой. Потом Ай посмотрел на часы и объявил: пора в суд. За прошедший год он разослал более ста пятидесяти запросов о раскрытии данных о жертвах землетрясения и нарушениях, допущенных в ходе строительства школ. Согласно закону о свободе доступа к правительственной информации, он имел на это право, однако так и не получил удовлетворительного ответа. Сегодня Ай собирался подать иск против Министерства гражданской администрации.
Ай забрался на пассажирское сиденье маленького черного седана. В машине, кроме него, сидели водитель и женщина по имени Лю Яньпин, руководившая рассылкой запросов. “Согласно закону, они должны отвечать в течение пятнадцати рабочих дней”, – объяснила она, прижимая к себе пачку бумаг. Я спросил Лю, юрист ли она. Лю рассмеялась: “Я долго сидела дома, воспитывала ребенка. Ай Вэйвэй набирал в блоге волонтеров, и я отправила ему электронное письмо. Работа показалась мне интересной”. Это знакомство в итоге обеспечило ее постоянной работой и захватывающим опытом. Вскоре после того, как Лю присоединилась к команде Ая, ее арестовали в Сычуани: она наблюдала там за судебным процессом. Лю провела в участке два дня за “нарушение общественного порядка”.
Мы добрались до здания Второго народного суда средней ступени – современной высотки с огромным вестибюлем и скромным офисом сзади для приема дел. У металлодетектора двое молодых охранников увлеченно читали комикс, маленькая пожилая женщина в розовом пуховике кричала в ближайшее к нам окошко наподобие банковского: “Как те могли выиграть дело без доказательств? Они что, подкупили председателя суда?” По ту сторону стекла две женщины в мундирах безропотно слушали. Похоже, дама в розовом пришла уже давно.
Ай и Лю встали в очередь к окну № 1 и, когда подошел их черед, протянули бумаги мужчине средних лет в коричневом пиджаке. Он выглядел уставшим, а глаза его казались стеклянными. Он просмотрел бумаги: “Вам нужно, чтобы Министерство гражданской администрации раскрыло информацию. Зачем вам это?”
Ай нагнулся к окошку: “Вообще-то, согласно закону, у всех есть право запрашивать эту информацию. Не то чтобы нам требовалось ваше согласие”. После препирательств Ай и Лю согласились письменно изложить свои цели и нашли места в зоне ожидания, заполненной людьми с такими же стопами бумаги. “Они не желают принимать запрос, – объяснил Ай. – Как только он попадет внутрь механизма, им придется принять какое-то решение”.
Ай и Лю вернулись к окошку спустя час. Теперь им сказали, что они использовали чернила не того цвета: синего, а не черного. Они сели переписывать. И снова встали в очередь.
“Ну просто ‘Замок’ Кафки”, – пробормотал Ай. Два часа превратились в три, и я спросил Ая, почему он занимается всем этим, если не рассчитывает на ответ. Он пожал плечами: “Хочу доказать, что система не работает. Нельзя просто сказать, что она не работает. Нужно это проверить”. За двадцать минут до закрытия человек за стеклом наконец принял бумаги.
Пожилая женщина все еще кричала.
Ай Вэйвэй всегда чувствовал, что родился в проклятой семье – по крайней мере, в несчастливой. Его отец, Ай Цин, был одним из самых заметных китайских литераторов своего времени. В молодости он вступил в компартию и прославился общедоступными революционными стихами. Особенно Ай Цин восхищался председателем Мао и сочинил о нем хвалебную поэму. Она начиналась так: “Где бы ни появился Мао, гром аплодисментов встречает его”.
В 1957 году у сорокасемилетнего Ай Цина и его жены Гао Ии, молодой сотрудницы Союза писателей, родился сын. В то время разворачивалась кампания по борьбе с “правыми уклонистами” – одна из затеянных Мао чисток. Под вопросом оказалась и лояльность Ай Цина. Он сочинил басню “Мечта садовника”, в которой намекнул на необходимость творческой свободы. В басне садовник, выращивающий лишь китайские розы, понимает, что “вызывает недовольство всех других цветов”. Поэт Фэн Чжи раскритиковал Ай Цина, утверждая, что тот скатился “в трясину реакционного формализма”.
Ай Цина лишили регалий и исключили из Союза писателей. Он бился головой о стену: “Вы действительно считаете, что я против партии?” В эти отчаянные недели супруги должны были дать имя новорожденному сыну. Отец открыл словарь и ткнул наугад. Выпал иероглиф
), “могущество”. Но в подобных обстоятельств это звучало слишком уж иронично, и Ай Цин выбрал другое
), “не сейчас”. Так их сын стал “Не сейчас, не сейчас”.