Век амбиций

Семью сослали в отдаленный уголок Синьцзян-Уйгурского автономного района. Ай Цина обязали убирать общественные туалеты – по тринадцать в день. Чтобы получить больше еды, семья собирала выброшенные мясниками овечьи копыта и замерзших голубей. Когда началась Культурная революция, стало еще хуже. Мучители плескали Ай Цину в лицо чернилами, дети бросали камни. Семье пришлось жить в пещере для родов домашнего скота. Они провели там пять лет. Ай рассказывал об отце: “Этот период стал дном… Он несколько раз пытался покончить с собой”.

Ребенком Ай Вэйвэй пробовал отвлечь себя ручным трудом, делал коньки и порох. Родители Ая не могли защитить сыновей от “угнетения, унижений и отчаяния”. Ай Дань говорил о брате: “Он рос чувствительным ребенком. Он видел и слышал больше, чем другие”. Однажды, Вэйвэй написал письмо брату, где вспоминал детство: “Звук ломаемой мебели и крики людей, молящих о пощаде; повешенная кошка… публичные угрозы и проклятья. Мы были так малы, но нам приходилось выносить это”. Он решил никогда больше не быть заложником судьбы, которую предписывала нация: “Я хочу лучшей жизни, хочу сам ее контролировать”.

Ай окончил школу в тот год, когда семье разрешили вернуться в Пекин. Он уже почувствовал тягу к искусству, и друг семьи, переводчик, приносил ему запрещенные альбомы Дега и ван Гога, которые юноша как сокровища показывал друзьям. (Он также получил альбом Джаспера Джонса, но картины с картами и флагами разочаровали Ая, и альбом “отправился в мусор”.) Ай примкнул к группе художников-авангардистов “Звезды”, однако его не устроила их ограниченность. В 1979 году Дэн Сяопин разгромил зарождающееся политическое движение “Демократическая стена”. Вэй Цзиншэна, его лидера, приговорили к пятнадцати годам тюрьмы за разглашение государственной тайны. Ай Вэйвэй понял, что не может жить в Китае. Его подруга в это время уезжала в Филадельфию учиться, и в феврале 1981 года Ай отправился с ней.

В Нью-Йорке Ай изучал английский, поселившись в дешевой квартире в подвале рядом с Ист-севенс-стрит и Второй авеню. Выходные он тратил на галереи, блуждая по городу, как сказал брат, словно “рыба, которая роется в грязи везде, где ее найдет”. Он был опьянен энергией района Ист-Виллидж, который казался ему “вулканом с вечным дымом у вершины”. Джоан Леболд Коэн, исследовательница китайского искусства, знавшая многих китайских художников в Нью-Йорке, вспоминала визит к Аю:

Там все пропахло мочой. Он жил в квартире с одной комнатой, без мебели, только с матрасом на полу и телевизором. И был прикован к экрану… Показывали, кажется, слушания по делу “Иран-контрас”. И он был так восхищен идеей, что правительство пройдет через очищение, агонию, разрывание себя на части. Он просто не мог поверить, что это происходило на глазах у всех.

Ай брался за случайную работу – уборщик, садовник, няня, строитель, – но большую часть времени проводил в Атлантик-Сити за игрой в блек-джек. (Он стал столь частым посетителем, что впоследствии коллеги-игроки были поражены, узнав, что он еще и художник.) Он зарабатывал немного денег как уличный портретист, избегая клиентов, которые были, как и Ай, эмигрантами: они слишком упорно торговались. Вскоре Ай забросил рисование и взялся за инсталляции. Он одолжил у друга скрипку, снял струны, оторвал гриф и заменил его черенком лопаты. Друг отнюдь не пришел от этого в восторг.

Ай приобретал влияние. На поэтических чтениях в Церкви Св. Марка в Бауэри он встретил Аллена Гинзберга, и это положило начало необычной дружбе. Но никто не повлиял на него сильнее, чем Дюшан: низвержение традиций поразило китайца, выросшего на академическом реализме. Ай делал репортажные фотографии и продавал снимки журналу “Таймс”. Когда он наблюдал за манифестацией в Томпкинс-сквер-парке, он впервые попал в полицию. “Угрозы вызывают привыкание, – позднее объяснял он китайскому журналисту. – Когда люди, обладающие властью, злятся из-за тебя, чувствуешь себя важным”.

Рынок китайского современного искусства был в удручающем состоянии. Джоан Л. Коэн вспоминает: “Один из кураторов сказал: “Мы не выставляем искусство стран Третьего мира’”. Когда Коэн связалась с Музеем им. Гуген-хайма, ее “не принял не только куратор, но даже его секретарь”. В апреле 1993 года Ай получил известие о болезни отца и вернулся в Пекин. Там он обнаружил, что за время, прошедшее с событий на площади Тяньаньмэнь, многие молодые китайские интеллектуалы отошли от общественной жизни. На популярной в то время футболке были изображены три обезьяны с закрытыми ушами, глазами и ртом и лозунг: “Подальше от неприятностей”.