Век амбиций

Я попросил Фэн Бойн, куратора и критика, уже долго работающего с Аем, рассказать, как другие интеллектуалы воспринимают Ая. “Некоторые уважают его, особенно молодые люди вне художественных кругов”, – сказал Фэн. Но среди некоторых художников распространен другой взгляд: “Они нападают на него, говорят, что он просто хочет шума. Они не признают его подход”.

Многие китайские художники, как и другая элита, оценили западный либерализм или пожили за границей, но, как и в случае Тан Цзе или инженера, с которым я встречался в Пало-Альто, это столкновение выявило их патриотизм и усилило недоверие к западной критике. По мнению недоброжелателей, Ай Вэйвэй слишком уж соответствует западным представлениям о “диссидентах”, он очень легко решился упростить современный Китай до черно-белого, чтобы привлечь симпатии. Его обвиняли в лицемерии – за критику чужой пассивности перед лицом несправедливости, в то время как его собственная известность и признание на Западе давали ему защиту, которой не было у других. То, что Ай выставлялся в основном за рубежом, провоцировало заявления, что ему больше нравится позволять иностранцам проецировать свои моральные ожидания на него, чем оценивать неоднозначность Китая. (В какой-то момент так много людей в Сети обсуждало, что Ай отказался от китайского гражданства, что он ощутил необходимость выложить фотографию своего китайского паспорта.)

Ай Вэйвэй был близким другом Су Вина, но затем дружбе пришел конец. Я спросил Су, что он думает о политической активности Ая. Тот ответил:

Он придерживается определенных идеалов, вроде демократии и свободы, которые произвели на него сильное впечатление, это наследие эпохи холодной войны. Эти вещи не бессмысленны, они имеют значение, и в современном Китая у Ая есть свое место. Оно важно и необходимо. Но когда я вернулся в Китай, я подумал, что страна сейчас очень отличается от той, в которую вернулся он… Мы не можем придерживаться подхода времен холодной войны, потому что современный Китай и Китай эпохи холодной войны – совсем разные… Не все могут быть такими, как Ай Вэйвэй, потому что тогда Китай не мог бы развиваться. Но если Китай не приемлет таких, как Ай Вэйвэй, то это проблема Китая.

Несколько месяцев спустя после закрытия своего блога Ай Вэйвэй отправился в Чэнду, столицу провинции Сычуань, чтобы присутствовать на процессе по делу Тань Цуожэня, добивавшегося от властей правды о землетрясении и обвиненного в подстрекательстве. В три часа ночи и августа, когда Ай спал, милиционеры постучали в дверь его гостиничного номера. Он ответил, что не может убедиться в том, кто они, и взял телефон, чтобы позвонить в милицию. (Кроме того, он включил диктофон.) Прежде чем он дозвонился, визитеры выломали дверь. Началась драка, и Ая ударили по лицу. “Их было трое или четверо, – рассказал он. – Они порвали рубашку и ударили меня по голове”.

Милиция забрала его и одиннадцать волонтеров и ассистентов в другой отель и не выпускала до конца судебного слушания. Четыре недели спустя в Мюнхене, где он готовился к выставке, Ай ощутил головную боль и слабость в левой руке. Он отправился к врачу, и тот обнаружил вызванную ударом субдуральную гематому – скопление крови в правой части мозга. Доктор счел ее угрожающей жизни и в тот же день провел операцию. С больничной койки Ай выкладывал в “Твиттере” снимки своего мозга, заключения врача и фотографии с трубкой, торчащей из головы. Потом он представил гигантскую мозаику, закрывшую всю внешнюю стену мюнхенского Дома искусства: девять тысяч разноцветных, сделанных на заказ школьных портфелей. Складываясь в иероглифы, портфели повторяли слова матери, чья дочь погибла при землетрясении: “Она счастливо прожила на этой земле семь лет”.