Вне Сети, однако, признаков активности оппозиции заметно не было. Власти решили не рисковать. В назначенный день на улицы вышли сотни милиционеров в штатском и в форме. Спецназовцы держали наготове собак и автоматы. Иностранным журналистам заранее посоветовали держаться подальше, но кое-кто из них все равно пришел. Стивена Ингла, репортера “Блумберг”, милиционеры повалили на землю, тащили за ногу и били по голове. Оператора пинали в лицо. Когда у МИДа потребовали расследования, представительница министерства прямо сказала, что если журналисты пытались “вызвать беспорядки”, то “никакой закон не может их защитить”. Протест сошел на нет. В качестве последней попытки организаторы призвали просто прийти в “Макдоналдс” в назначенный час и заказать набор № 3.
Впервые за долгое время начались карательные операции. Люди, которые высказывались в поддержку манифестаций, исчезали – по крайней мере на время. Некоторые открывали двери звонящему и пропадали, других затаскивали в машину. Утром 13 апреля 2011 года в аэропорту Шоу-ду художник Ай Вэйвэй стоял в очереди на рейс в Гонконг. Его отозвали в сторону. Милиционеры явились в дом сына Ая, жившего с матерью недалеко от мастерской. В другом районе Пекина репортера Вэнь Тао, часто снимавшего Ая, силой усадили в черный седан. Троих ассистентов Ая задержали.
В мастерской милиция изъяла дюжину компьютеров и жестких дисков. Они взяли под стражу восемь ассистентов и задержали Лу Цин, жену Ая, для допроса. Вечером ассистентов освободили, но вестей об Ай Вэйвэе и других не было. Цензоры обновили черный список: “Ай Вэйвэй”, “Вэйвэй”, “Ай Вэй”, “толстяк Ай”. Некоторые ускользнувшие от внимания цензоров отсылки широко распространились – например, переиначенные слова Мартина Нимеллера:
К середине апреля защитники прав человека назвали происшедшее крупнейшей расправой со времен событий на площади Тяньаньмэнь. Двести человек были допрошены или помещены под домашний арест, еще тридцати пяти угрожала тюрьма. Список включал не только диссидентов старой школы, но и журналистов, а также некоторых “звезд” социальных сетей. Юрист по имени Цзинь Гуанхун впоследствии рассказал, что его, поместив в психиатрическую клинику, привязывали к кровати, избивали, что ему делали какие-то уколы. Некоторым милиционеры напоминали о судьбе Гао Чжишэна. От активистки Ли Тяньтянь требовали подробно описать ее сексуальную жизнь в комнате, полной охраны, и велели никогда не говорить, как с ней обращались. Но она опубликовала информацию в интернете: “Я чувствовала себя униженной, как если бы меня били, а я улыбалась и говорила, что не чувствую боли. В безвыходной ситуации. Беспомощная”.
Когда репрессии усилились, госсекретарь Хиллари Клинтон обвинила китайские власти в том, что они “пытаются повернуть историю вспять, а это бесполезно”. В ответ “Жэньминь жибао” процитировала данные Исследовательского центра Пью, согласно которому китайцы – самые довольные среди населения двадцати стран (довольных жизнью набралось 87 %). В суматохе почти незамеченным остался проект бюджета: КНР впервые потратила на внутреннюю безопасность больше, чем на защиту от внешних угроз. При этом газета утверждала, что протесты бесплодны, потому что “некогда отсталая и бедная страна стала второй в мире в экономическом отношении… и весь мир оценивает ее очень высоко”.
Вестей от Ая не было. Мать и старшая сестра расклеили по району рукописное объявление – среди рекламы и плакатов с потерянными собаками: