Век чудес

– Думаю, что с «временем по часам» все будет круто, – сказала Гэбби, когда мы оказались наверху, в ее спальне.

Сидя на неубранной кровати, она вторым слоем красила ногти в черный цвет. Гэбби предложила мне сделать то же самое, но я отказалась. Лак блестел, как вороново крыло, так что даже отдавал в синеву. Несколько его капель уже упали на кремовый плюшевый ковер.

– Мне нравится выходить на улицу в темноте.

Крашеные черные волосы свешивались ей на лицо. Вокруг глаз темнели круги угольной обводки, а в ушах поблескивали маленькие сережки-гвоздики в виде человеческих черепов. Гэбби стала мне совсем чужой.

– Жаль, что мы теперь в разных школах, – продолжила она.

– Ты же нашу ненавидела, – возразила я.

Когда Гэбби начала курить и прогуливать уроки, родители перевели ее в строгое католическое учебное заведение.

– Да, но теперь у меня в классе все девчонки – мерзкие анорексички, – ответила она.

Раньше мы каждое лето купались в ее бассейне, а потом хрустели чипсами в шезлонгах, дожидаясь, пока высохнут волосы. Но теперь Гэбби не хотела надевать купальник, потому что сильно поправилась. В последнее время у нее все не очень ладилось. Ханне родители вообще запрещали ходить к ней в гости.

– Моя мама думает, что мы умрем, – сказала я.

В комнате пахло средством для снятия лака и ванилью – на столе горела толстая белая свеча. На спинке стула висели две клетчатые плиссированные юбки – школьная форма Гэбби.

– А мы и так умрем. В конце концов.

Гэбби слушала какую-то неизвестную мне музыку: из двух огромных черных колонок доносился высокий разъяренный женский голос.

– Но она считает, что мы умрем от этого, и скоро, – добавила я.

Гэбби подула на ногти и для проверки провела ими по щеке. На ковре шипела и булькала банка с диетической колой.

– Ты веришь в прошлые жизни? – спросила она.

– Нет, наверное.

В комнате горел тусклый свет. Единственную лампу Гэбби задрапировала малиновым шарфом, а вертикальные жалюзи закрыла, хотя сквозь них все равно пробивались солнечные лучи.

– А я уверена, что прожила несколько жизней, и чувствую, что каждый раз умирала молодой.

В последнее время у меня были сложности в разговорах с друзьями: иногда я просто не знала, что им отвечать.

– Слушай, а хочешь, я тебе татуировку сделаю? – вдруг спросила Гэбби. – Я научилась по Интернету.

Она показала на швейную иголку и банку с чернилами, которые, словно старинные хирургические инструменты, лежали рядом со свечой.

– Просто накаливаешь иголку, выцарапываешь нужный узор на коже, а потом заливаешь чернила в ранку.

Наши с Гэбби дома казались точными, хотя и зеркальными, копиями друг друга. Ее спальня формой и размерами полностью повторяла мою комнату. В течение двенадцати лет мы с ней спали в стенах, возведенных одними и теми же строителями, и нам из типовых окон открывался один и тот же вид. Но созревшие в одинаковых теплицах девочки выросли совсем разными.

– Я себе на запястье нарисую контуры луны и солнца, и тебе тоже могу, если хочешь.

Диск доиграл до конца, и в комнате стало тихо.

– Наверное, не стоит. И вообще, мне уже домой пора, – ответила я.

Возможно, мое отдаление от друзей началось еще до замедления, но очевидным стало только после него. Мы шли разными дорогами. Я вступала из детства в отрочество. И, как в любую трудную дорогу, я не могла взять с собой из прошлого всё.

* * *

Той ночью, пока солнце еще светило, папа принес домой телескоп.

– Это тебе. Хочу, чтобы ты больше интересовалась наукой, – сказал он, разворачивая жатую упаковочную бумагу.

В коробке из красного дерева лежали блестящая серебристая труба и титановая тренога. Телескоп выглядел дорого. Папа установил его и направил на все еще светлое небо. Мама стояла в дверях моей спальни и, скрестив руки, наблюдала за нами. В то время папа ее все время раздражал, и даже этот подарок по их условной шкале ценностей означал очередной папин бунт.

– Вон Марс, – сказал он, прищурив один глаз, а второй прижав к телескопу. Папа помахал мне рукой, чтобы я подошла взглянуть. – Когда стемнеет, его можно будет рассмотреть получше.

О Марсе стали часто говорить в новостях после запуска некоего интернет-проекта «Пионер». Тайно разработанный на средства миллионеров план предусматривал перелет людей на эту планету – с их дальнейшим проживанием на биобазах с контролируемой температурой и самоочищающейся системой водоснабжения. Создатели проекта замыслили бегство с Земли. В случае необходимости группа людей получала шанс на спасение. Часть человечества уцелела бы во временной капсуле в память о тех, кто населял Землю когда-то.

В телескоп Марс мне не приглянулся – просто жирная красная расплывчатая точка.

– Мы видим некоторые звезды, которых уже давно не существует, – сказал папа, аккуратно подкручивая ручки телескопа большим пальцем. Шестеренки мягко поскрипывали. – Они исчезли несколько тысяч лет назад.

– Вы там всю ночь собираетесь торчать? – спросила мама.

Папа протер линзу черной замшевой тряпочкой, которая прилагалась к комплекту, и продолжил: