Век чудес

Мама налила воду в поддоны двух молочно-белых орхидей на кухонном окне. С началом замедления она стала гораздо внимательней относиться к растениям, словно от их самочувствия зависело и наше существование. Хотя, возможно, причина была совершенно другой: красота сама по себе внушает надежду.

– Знаешь, что я думаю? Вся эта затея с часами просто бред сивой кобылы, – сказала мама.

Тони запрыгнул на столешницу, и я согнала его обратно на пол.

– Мы выживем, – сказал отец.

Он был врачом, полуночным спасителем новорожденных, поэтому привык работать и спать независимо от времени суток. За долгие годы практики его тело научилось игнорировать биологические ритмы.

– А как насчет самой проблемы? Кто-нибудь ею занимается? – продолжила мама. За прошедшую ночь сутки выросли более чем на тридцать минут.

Папа начал медленно перелистывать страницы газеты. В ней еще ни слова не говорилось о втором, даже более смелом плане, который подготавливали брукхавенские ученые и инженеры. На тот момент он был засекречен. Впрочем, вскоре нас посвятили во все детали этого теперь печально известного, дерзкого и злополучного проекта под кодовым названием «Вирджиния». Несмотря на всю свою абсурдность, он вызывал восхищение. Только ковбойский оптимизм мог вдохновить его создателей на попытку контролировать вращение Земли вокруг ее оси.

– Постой-ка, ты что, открыл ее? – ахнула мама, подняв початую банку арахисовой пасты. В другой руке она, как улику, держала нож, сверкающее лезвие которого покрывала хрустящая ореховая масса.

Папа продолжал молча сидеть за столом – только откусил здоровенный кусок тоста.

– Черт побери, Джоэл, это же запасы!

Склонившись к рождающейся под моими пальцами фенечке, я пережидала бурю. Нужно просто сосредоточиться на сложном узоре из любимых цветов Ханны. Последовательное связывание узелков и постепенное появление рисунка успокаивали меня.

Папа прожевал тост, проглотил его и медленно отпил кофе из чашки:

– Хелен, у нас шесть таких банок.

Ему не нравилась мамина страсть к накопительству.

– Думаешь, это смешно? По Си-эн-эн сказали, что до полного краха осталось всего несколько недель, – ответила мама.

От волнения она задела ногой и опрокинула миску с водой для кошек. На кафельном полу образовалась лужа.

– О господи, – пробормотала мама.

– Несколько недель до чего? – спросила я.

– Я ничего такого не слышал, – заметил папа.

Мамин голос понизился и стал серьезным.

– Может, ты просто не слушаешь?

Не знаю, ответил ли папа что-нибудь, потому что я ушла наверх. Скорее всего, он просто вернулся к газете.

О чем он думал? Со временем я поняла, что отец озвучивал лишь малую толику из теснившихся в его голове мыслей, а на самом деле они вовсе не отличались безмятежностью и размеренностью. Его внутренний мир состоял из множества галактик и параллельных реальностей. Наверное, мы все так устроены: ограничиваемся намеками, позволяем додумывать за нас… Просто отец очень хорошо держал себя в руках.

Вспоминая сцену на кухне, я думала о совершенно невероятном, ведь когда-то эти двое – сгорбившийся за столом мужчина и истеричная женщина в банном халате – были молоды. Это подтверждали фотографии на стенах в гостиной, изображавшие юную красотку, молодого книголюба и их маленькую квартирку в облупленном голливудском доме с аккуратным внутренним двориком и каплевидным бассейном. Давнее, мифическое время до моего рождения, когда мама еще была не мамой, а серьезной, хорошенькой девушкой, перспективной актрисой. Насколько приятнее стало бы наше существование, если бы в нем все шло наоборот и после десятилетий разочарований наступал бы период побед над собой и обстоятельствами. Мне хочется верить, что мои родители нашли друг друга, как золотодобытчики находят в кучах песка желанные мерцающие крупицы. Тогда они только мечтали о будущем – и видели его совсем не таким, каким оно оказалось на самом деле.

Но разве любой этап жизни не оборачивается мифом, едва успев закончиться? Он остается в памяти пословицей с неясным смыслом. Давно изобретен автомобиль, а мы по-прежнему требуем не ставить телегу впереди лошади. И после замедления мы продолжали использовать такие выражения, как «дневные грезы», «ночные кошмары», а утренние часы обозначали все более и более таинственным словом «рассвет». Вот и мои родители по инерции называли друг друга «милый» и «милая».

Мне хочется подробнее рассказать о том первом «часовом» воскресенье, потому что время тогда буквально помчалось вскачь. Мы уже успели привыкнуть к предшествующим ему длинным и ленивым дням. И вот утро пролетело за одно мгновение. Затем с невероятной скоростью промелькнул полдень. Часы сыпались один за другим, будто кубарем катились с горы. Их неожиданно оказалось так мало!

Родители весь день избегали друг друга. В доме воцарилась удушливая тишина. В любое другое воскресенье я бы сбежала к Ханне.

А теперь мне пришлось навестить свою старую подругу Гэбби. Она жила через три дома от нас, мы вместе выросли, но в последнее время виделись редко.