Век чудес

Я видела его лишь мгновение. Одновременно я пыталась вывернуть руль, которым больше никто не управлял, поэтому не уверена, что помню все правильно. Говорят, в моменты опасности время растягивается и люди успевают увидеть больше обычного. Я запомнила следующее: глаза мужчины, уверенность в которых сменялась страхом, и еще то, что он инстинктивно успел прикрыть голову руками.

Помню глухой удар о капот и скрежет тормозов – мама как раз пришла в себя и нажала на педаль. Она оставалась без сознания меньше десяти секунд. Мой ремень безопасности натянулся. Машина дернулась, и мы остановились. Лобовое стекло разбилось и выпало из рамы. В лицо ударил ветер, и я ощутила запах удобрений с соседних полей для игры в поло. Кровь залила все, кроме стекла.

Мама тяжело дышала. Кто-то стонал. На моих джинсах сверкали мелкие стеклянные осколки.

– Ты в порядке? – закричала мама, схватив меня за плечи. Из-под ее волос к уху стекала тонкая струйка крови.

– А ты? – ответила я.

– Что случилось?

Рядом с нами затормозил грузовик. Из него выпрыгнули два серфера в шлепках и спущенных до пояса гидрокостюмах. Они остановились перед нашей машиной, наклонились и стали о чем-то переговариваться. Подбежал еще один человек и начал регулировать движение автомобилей.

Позади загудели сирены.

Мама высунулась из окна, посмотрела на сидящих на корточках серферов и на оглядывающегося регулировщика.

– О боже, – сказала она, зажав рот рукой. Сквозь пальцы глухо прорывалось: – Боже, боже мой.

Серферы закрывали от меня лицо пострадавшего, но я видела нижнюю часть его тела: неподвижные, раскинутые в стороны ноги и руки ладонями вверх. Еще мне запомнилось неестественно вывернутое колено.

В тот момент я пообещала себе – или скорее взмолилась: если этот человек выживет, я больше никогда и ни на что не буду жаловаться.

Стопка оранжевых листовок взлетела над телом пострадавшего и рассыпалась по земле, словно семена одуванчика. Одна из них залетела в нашу машину сквозь разбитое лобовое стекло и опустилась мне на колени. Я увидела ксерокопию ксерокопии рукописного текста: «Внемлите, грешники. Трубы трубят, конец приближается. Покайтесь, или гнев Господень обрушится на вас».

Из-за угла появились одна пожарная и две полицейские машины. Они остановились на обочине. Затем приехали еще две мигающие огнями «скорые». Я почти ничего не видела от слез. Неизвестные люди спешили на помощь неизвестному человеку.

Как следовало из полицейского отчета, его отвезли в госпиталь Святого Антония, расположенный в трех километрах от места столкновения. Той же ночью в четырнадцать отделений неотложной помощи различных больниц доставили еще четырнадцать адептов культа самоубийства. Они были без сознания, едва дышали, а ногти у них уже посинели от растворившегося в крови мышьяка. Уверившись в близком конце света, эти люди в полночь, пока остальные целовались и пили шампанское, насыпали себе в бокалы яд. Эти четырнадцать человек хотели умереть под аккорды традиционной рождественской баллады «Auld Lang Syne».

В машине «скорой помощи» молодой врач обработал мамины порезы и проверил зрачки на случай сотрясения мозга. Женщина-полицейский с блокнотом на пружине задавала ей вопросы.

– С какой скоростью вы предположительно двигались?

– Он погиб? – спросила мама, не переставая оглядываться.

На асфальте расставили оранжевые конусы, натянутая между ними желтая лента подрагивала на ветру. Наша машина стояла как вкопанная, ее зеркала сверкали в солнечных лучах.

– Им занимаются врачи, – ответила полицейский. – Так с какой скоростью вы ехали? Шестьдесят километров в час? Пятьдесят?

– Он умрет?

Платье съехало с маминой груди, на лбу возле пореза набухал темный синяк. Она ударилась головой о руль.

– Он в сознании? – не могла успокоиться мама.

– Врачи делают все возможное, мэм.

Многие годы спустя я узнала следующую статистику: до начала замедления у пешехода, сбитого машиной на скорости семьдесят километров в час, шансы выжить приравнивались к одному из десяти. После замедления эти шансы снизились вдвое. Теперь не только бейсбольные мячи падали быстрее и ударялись о поверхность сильнее обычного. Действие возросшего притяжения распространялось на любое движущееся тело.

В итоге маму забрали в больницу, чтобы сделать анализы. Врачи подозревали сотрясение мозга. Невредимая, я ждала папу на заднем сиденье полицейской машины.

Полицейские измерили наш тормозной путь, подъехал буксир. Кто-то подмел осколки стекла. Ветер усилился, эвкалипты качались вдоль дороги, сквозь их листву на сияющем горизонте проглядывал низкий серебряный серп месяца.

Когда отец открыл дверь полицейской машины, солнце по-прежнему стояло высоко в небе.

– Ты не ударилась головой? – спросил он.

– Нет.

Мне показалось, что папа приехал от Сильвии. Я представила их торопливое прощание на крыльце, поспешный поцелуй в коридоре. Я вообразила, как Сильвия собрала волосы в пучок, как помахала отцу рукой. Конечно, я ничего не знала наверняка – просто решила, что все происходило именно так. Может, он и вправду сорвался с работы.

– Тебя не тошнит? – продолжал допытываться папа.