Век чудес

Болезнь поражала не всех, но многих. Мужчины начинали спотыкаться на улицах, а женщины теряли сознание в торговых центрах. У некоторых детей обильно кровоточили десны. Многие по несколько дней не находили в себе сил встать с кровати. Точной причины никто не знал.

Первую неделю после аварии мама просидела дома. Целыми днями, пока порезы превращались в шрамы, она пыталась узнать хоть что-нибудь о сбитом пешеходе. Периодически у нее начинались приступы головокружения. Мама медленно, опираясь о стены, шаркала по дому. Как только ей становилось легче, она сразу вспоминала о том, что произошло. Звонки в больницу не давали результатов. Она посылала туда цветы «для человека, попавшего под машину на трассе „Самсон“ в канун Нового года», она умоляла отца выяснить, жив ли пешеход, но папа отказывался заниматься этим делом. «Когда-нибудь мы все обязательно узнаем», – говорил он.

Мама спала еще меньше, чем раньше. Теперь она лишилась отдыха не только в белые ночи, но и в темные тоже. Иногда, просыпаясь в кромешной темноте, я обнаруживала, что она бодрствует и красными слезящимися глазами изучает вебсайты и полицейские блоги. Белесый экран компьютера невыгодно освещал ее черты. Однажды ночью она снова упала в обморок – рухнула на пол со стула и до крови прикусила язык.

Мама больше не водила машину и почти совсем перестала есть.

Я стала выяснять, какие симптомы предшествовали смерти мамы Сета Морено. Заболевания у них были разными, но я боялась, как бы конец не оказался одинаковым. Никто не знал, к чему приводит синдром замедления.

* * *

Одним ярким солнечным утром Сет Морено вернулся в школу.

Его темные волосы немного отросли, и он завел новую привычку убирать челку с глаз одним пальцем. В остальном Сет остался прежним: то же усталое выражение лица, та же неторопливая походка и старый скейт под мышкой. Мы не виделись с тех пор, как умерла его мама.

Я почувствовала, как загорелись щеки, когда Сет появился на остановке. Интересно, что он подумал о моей открытке.

До меня доходили самые разные слухи о судьбе Сета после смерти его матери: говорили, что он или у родственников в Аризоне, или в поселении сторонников реального времени в Орегоне, или в школе-интернате во Франции.

А он оказался здесь, на автобусной остановке. Тем утром он ни с кем не разговаривал – просто стоял сам по себе, как обычно. Я хотела обратиться к нему, но не решилась. Хотела подойти, но не сдвинулась с места.

На уроке математики я, как раньше, молча смотрела ему в затылок.

* * *

Тем временем океаны смещались, течение Гольфстрима замедлялось, а Гэбби обрила голову наголо.

Однажды она пригласила меня к себе. Солнце село, небо было ясным и синим. По дороге я встретила малышей, игравших в «привидения на кладбище»: одни прятались за припаркованными машинами и стволами деревьев, а другие попарно искали своих друзей. Осторожно двигаясь в полумраке, они дергали друг друга за рукава и перешептывались.

– Приколись, – сказала Гэбби.

Мы сидели в ее спальне. Гэбби зажала в руке большую прядь своих крашенных черных волос и поднесла ножницы к корням.

– Ты что, сама будешь отрезать? – опешила я.

Внизу рабочие дробили стену. На кухне полным ходом шел ремонт. Родители Гэбби были на работе.

– Сначала все отрежу, – ответила она и щелкнула ножницами. – А потом сбрею, что останется.

Прядь волос беззвучно приземлилась на ковер.

– Но зачем? – удивилась я. Гэбби отрезала еще одну прядь. – Ведь придется ждать целую вечность, пока они заново отрастут.

На комоде загудел мобильник – Гэбби пришло новое сообщение. Она взглянула на экран и ухмыльнулась. Бросив ножницы на стол, она заперла дверь в спальню.

– Хочу рассказать тебе секрет, только обещай никому не говорить, – сказала она.

Я пообещала.

– Помнишь того парня, с которым я познакомилась в Сети?

Я кивнула. Окна на мгновение осветились фарами проезжавшей мимо машины.

– Мы с ним общаемся каждый день, – продолжила Гэбби.

Я почувствовала укол зависти.

Парню Гэбби уже исполнилось шестнадцать. Он жил в трехстах километрах от нашего города, в одной из новых колоний, обосновавшихся в песках пустыни.

– Место называется Циркадия, – сказала Гэбби. Ей явно нравилось произносить это слово. – Там есть школа, ресторан и все остальное.

Сторонники реального времени создавали такие поселения в каждом штате. Там сменой дня и ночи по-прежнему правило солнце. Думаю, время там протекало медленно и неторопливо, как постепенно нарастающий прибой.

– И многие девчонки там побрились наголо, – добавила Гэбби.

Она принялась набирать ответ. Свет лампы отражался на черных ногтях. Потом Гэбби взяла ножницы и вернулась к своему занятию. Все новые пряди ложились на кремовый ковер и валявшуюся на нем мятую школьную форму.

Для завершения начатого она использовала папину электробритву. Гэбби водила ею по голове, и та жужжала. Постепенно начал проступать рельеф ее черепа – показались невидимые ранее впадинки и бугорки.

– Вот черт, – охнула она, взглянув на себя в зеркало. – Потрясно.