Век Екатерины Великой

«Понятно теперь, почему он так занят своим Петерштадтом, – подумалось Екатерине, – ведь там он может говорить со своими солдатами на родном языке, вспоминать с ними родные места, шутить, пить немецкое пиво, курить и философствовать. Им всем тоже не по нраву Россия, ее уклад жизни, отношения между людьми и их культура. Ничего им здесь не нравится. Все токмо и мечтают о времени, когда Петр Федорович станет императором, дабы получить обещанные льготы, богатство и чины».

Болтливая жена Александра Шувалова, сообщив об изысканной обстановке в Петерштадте, не забыла поведать Великой княгине и о мебели, кою вице-канцлер Воронцов получил из Франции и коей обставил свой недавно отстроенный дом.

– Вы не представляете, как он доволен, – захлебываясь от восторга, говорила Шувалова. – Оная мебель стояла в покоях фаворитки короля Людовика, мадам Помпадур.

Когда в приватной беседе с Бестужевым Екатерина Алексеевна упомянула сей разговор, канцлер, хитро поглядев на княгиню, неожиданно громко рассмеялся. Успокоившись, он сказал:

– Хм. Когда Шуваловы и Воронцов стали наступать мне на пятки своими французскими происками против Англии, я провел быстрое расследование и наткнулся на след сей любовницы французского короля.

– Что ж, пусть Михаил Воронцов благодарит маркизу де Помпадур и с наслаждением пользуется ее старой мебелью, рассчитывая на новые благодеяния. Не все, слава Богу, так легко продаются.

Канцлер усмехнулся.

– Может, и саму Помпадур король Людовик отправит в объятья мерзкому Шувалову, – произнес канцлер с большой долей желчи.

– Уж не знаю, что и думать о семье Шуваловых, – задумчиво сказала Великая княгиня. – Они сумели так поставить дело, что Елизавета Петровна, которая ненавидит пруссаков, позволила ему выписать себе из Голштинии тысячу солдат. Можете себе представить! Окромя места для жилья, их ведь надобно и кормить трижды в день.

Бестужев саркастически улыбнулся и кивнул головой.

– Не стоит так расстраиваться, граф. Зато их все презирают. А вас, истинного патриота отечества, уважают бесконечно.

Бестужев поднял тяжелые веки.

– Разве я об оном думаю? За державу обидно! Обидно, что губят ее всякие Шуваловы, Воронцовы и иже подобные. Представляете, каков был резон у Шуваловых переметнуться к французам?

Великая княгиня подняла правую бровь. Делала она сие в подражание Елизавете Петровне: та всегда делала так, когда хотела показать свой интерес к чему-либо.

– Представляю, Алексей Петрович! Неужто дело не токмо в мебели мадам де Помпадур? – спросила она с легкой иронией.

Но канцлера сей вопрос беспокоил изрядно.

– Петр Иванович, как всем известно, – заговорил он горячо, – один из крупнейших предпринимателей России. Он не пропустил пока ни одного случая нажиться за счет казны. Совсем недавно он успешно добился откупа на табачную монополию и рассчитывает, что именно Франция станет его заграничным рынком сбыта, – Бестужев развел руками. – Вот и весь сказ.

Бестужев и Екатерина переглянулись, сосредоточенно погрузились в свои мысли. Каждый думал о том, что над канцлером, а значит, и его друзьями, сгущаются тучи царской немилости, и надобно было предпринять собственные контрмеры. Мало кого волновала судьба отечества, но в Бестужеве невозможно было убить неистребимое желание служить своей стране.

Великая княгиня, наконец, молвила:

– Остается надеяться, что синдром Помпадурши более не повторится… Алексей Петрович, вы глыба! Не так-то просто выбить вас из седла. А я – ваш преданный друг, располагайте мной, я всегда рада помочь, чем смогу.

Попрощались они в довольно грустном расположении духа.

* * *

Императрица России Елизавета Петровна, с болезненным выражением лица, кругами под глазами и прочими следами тревожной и бессонной ночи, сидела на заседании Конфедерации среди своих министров. Здесь же находился и генерал-фельдмаршал, тучный Степан Федорович Апраксин. Занятая своими мыслями, она слушала вполуха их разговор, размышляя о воюющих между собой Англии и Франции. Все им неймется! Победила союзница России – Франция. Ее флот одержал победу у Балеарских островов, французы оккупировали Ганновер. Фридрих вторгся в Саксонию и осадил Прагу.

Прервав свои размышления, она обратилась к Степану Апраксину с вопросом, который сильно досаждал ей:

– Степан Федорович, доколе сей пруссак, Фридрих, будет нас донимать нападками на наших союзников?

Задавая вопрос, Елизавета оглянулась на Петра Шувалова, затем задержала свой взгляд на своем любимце.

– А что ему, Ваше Величество? – отвечал фельдмаршал. – Его все боятся. У него в армии бессчетное количество солдат. Каждый двадцатый пруссак под ружьем. Обученная, вымуштрованная армия. Вот он и захватил между делом часть Богемии в прошлом году, а ныне подошел вплотную к границам Австрии.

Елизавета усмехнулась:

– Что же разумница королева Терезия? Ничего не могла учинить противу оных пруссаков? Что скажете, граф? – она посмотрела на Бестужева.

Тяжело вздохнув, канцлер доложил: