Век Филарета

    На стол водрузили парадный самовар, и хозяйка, не снимавшая после смерти мужа черного муарового чепца, сама налила мит­рополиту первую чашку.

    — Прошу вас, владыка!.. Варенья или пастилы не угодно ли?.. Сухарики ваши любимые!

    — Благодарствую.— Филарет мелко перекрестил чашку и с удовольствием отхлебнул глоток.— Всякий раз, Клавдия Дмит­риевна, не могу налюбоваться на эту чашку! Хороша!

Чашка точно была хороша: высокая, изящной формы, с удоб­ной ручкой, тонкого белого фарфора, вызолоченная внутри, а снаружи по снежно-белому фону расписанная яркими цветоч­ными букетами. Чашку Клавдия Дмитриевна давно уж пыталась подарить митрополиту, но он не взял, сказав, что будет приезжать в гости и из нее чай пить. Хозяйка распорядилась на всякий случай выставить на стол обычное в дни поста угощение: красную и черную икру, осетрину, семгу, поспешно разогретые грибы, но владыка взял лишь сухарик, окунул его в чашку да прихлебывал крепкий и душистый чаек.

    — Что невестка ваша — разродилась?

    — Мальчик, мальчик у нее! Как вы иконочку прислали, так оно и совершилось! Уж такой красивый,— не удержалась востор­женная бабушка.— Глазки смышленые, умненькие!

    — Чаю, ученым будет,— пошутил митрополит.

— Избави Бог,— всерьез ответила хозяйка.— У меня племян­ник учится в пансионе ниверситетском, такие страсти рассказы­вает. Митя, расскажи владыке!

    С дальнего конца стола послышался звонкий мальчишеский голос:

    —  И ничего страшного, тетушка! Просто один со старшего курса решил насолить инспектору. Купил широкие штаны из красного сатина и надел поверх панталон. Инспектор как увидел — это же нарушение формы! — и побежал за ним. А тот по лестнице вверх, стянул штаны и спускается в форменном платье. Потом еще несколько раз посветился красными штанами, пока инспектор совсем не запыхался. Инспектор очень вредный, его не любят...

    Рассказчик, бывший любимцем хозяйки, вдруг осекся. Чинное молчание за столом сгустилось. Молодежь оставила в покое изюм, чернослив и миндаль. Смотрели на гостя. Филарет покрутил го­ловой и сдержанно сказал:

    —  Шутники... Да ведь начальство следует почитать, как ро­дителей своих, ибо оно о благе нашем печется. А все же, Клавдия Дмитриевна, и студенты разные. Вчера вот был в университете на экзамене, так один студент — Чичерин — прекрасно отвечал из богословия. Впору семинаристу из лучших...

    С дальнего края стола раздался звонкий голос:

    — А этот самый Чичерин после говорил, что у него на каждый догмат по десять критических замечаний и он не младенец, чтобы слепо веровать!

    — Ах ты...— вскинулась побуревшая лицом хозяйка на нару­шителя благопристойности, но осеклась,—Простите его, ваше высокопреосвященство! Глуп еще, сам не понимает, что болтает! Я его накажу!

    — Подойди ко мне, отрок,— позвал посерьезневший Филарет. Коренастый краснощекий увалень, стриженный в скобу, но одетый в темно-коричневый сюртучок и светлые в клетку брюки навыпуск, потупясь, предстал перед митрополитом.

    — Запомни, Димитрий, что от веры отвращает незнание или неполнота знания, а подлинно глубокое знание неизбежно при­водит к вере... Спаси тебя Господь... За чай благодарствую, Клав­дия Дмитриевна, поеду. А племянника не наказывайте!..

    Едва митрополичья карета тронулась от ворот, купеческая вдова вернулась в столовую и стала вершить суд.

    — Ах ты, негодяй! Висельник! Расстроил святого отца сво­ими дерзостями!.. Прошка, Васька — долой с него сюртук! По­роть его!

    — А владыка запретил! — тоненько пискнул преступник.

    — Ты мне еще указывать?! — взъярилась Клавдия Дмитриев­на, схватила что попало под руку и швырнула в наглеца. От звона стекла и брызг белых осколков она очнулась.

    — Маменька! — укоризненно пробасил старший сын Прохор.— Вы ж филаретовскую чашку разбили!

    — Господи! — всплеснула руками вдова.— Прости меня, святый отче, что ослушалась!

    Князь Сергей Михайлович только собирался сесть за чай, накрытый в маленькой гостиной, как доложили о приезде высо­копреосвященного. Лакей по одному взгляду понял приказание князя и помог ему переоблачиться из уютного халата, оторочен­ного белкою, в синий домашний сюртук. Князь одернул бело­снежный пикейный жилет и шаркающей походкой двинулся на­встречу гостю.

    — Владыко! Вот уж не ожидал!.. Как вы решились в такой мороз выехать?

    — Дело одно.— Филарет неожиданно весело улыбнулся.— Очки я потерял, ваше сиятельство. Вот езжу по Москве, ищу.

Князь понял шутку и ответно улыбнулся.

    — Рад вашей бодрости, владыко. Сам я от тяжести моих годов сник. Не окажете ли мне чести разделить трапезу?

    — Не откажусь, князь, хоть и потчевали недавно меня в одном доме... но очков моих у

вас в самом деле нет?

    — Очков? — Князь позвонил в колокольчик. Призванный камердинер князя почтительно доложил, что одну

бумагу его высокопреосвященство действительно вчера прочитал в очках, но взял их с собою.

    — Могу свои отдать,— предложил Голицын.

    — Премного благодарен, ваше сиятельство, но у вас стекла слабые для меня. Видно, в университете оставил.