Век Филарета

   Своей ученостью и суровым видом Спасский произвел на учениц сильное впечатление. Он был угрюм и мрачен даже за чайным столом, когда его угощали после уроков. Сам

Бочкарев и его жена несколько побаивались строгого учителя и оттого более уважали его. Иногда они присутствовали на уроках и не могли не восхищаться Спасским, который на память цитировал Ветхий и Новый Завет на европейском и греческом языках, по­началу неясно, но затем все более одушевляясь, горячо обличал неверие — главный порок века сего.

   Спасский как бы нисходил до них со своими объяснениями, и тем большее доверие они чувствовали к нему. С этим учителем невозможно было поболтать о картишках, модных журналах, ин­тригах австрийского двора, амурных делах соседа по имению, о сплетнях, донесшихся из высшего света. В глубине души Бочкаревы действительно тянулись к познанию сокровенных тайн жиз­ни, и Спасский открывал им за привычными церковными обря­дами и словесными формулами огромный духовный мир. Правда, почему-то страшно и неуютно было в этом мире.

   —...Бегите от чтения романтических и иных вольнодумных сочинений! — вещал учитель за чайным столом.— Сие суть соб­рание ядовитое сущих мерзостей, заползающих в уши и глаза наши. Что можно прибавить к Священному Писанию? Ничего! Святые отцы оставили нам свое толкование неясных мест, и жизни человеческой недостанет для постижения сих глубин. Разврат и неверие гнездятся во всех темных углах души нашей, дома нашего, самого города... А Страшный Суд близок! И тогда выползут из нас все наши мерзости и обовьют нас страшными объятиями своими!

   Младшая девочка заплакала.

   — Плачь! Плачь, дитя, о нас, погибающих! — грустно сказал Спасский.

   Ощутимой в его словах твердой вере трудно было не поддаться. Бочкарева предложила все же отказать ему, ибо дочки стали плохо спать от ночных кошмаров, но Бочкарев, напротив, увеличил ему жалованье. К немалому удивлению помещика, учитель от при­бавки отказался.

   Спасский не был корыстолюбив. Он искренне видел свое призвание в служении Богу, но колебался в формах воплощения. То думал об уходе в неизвестную обитель и молитвенном служении там до последнего вздоха, то возгорался ревностию к борьбе с врагами православия. Последнее в нем поддерживал архимандрит Иннокентий, и мечты о далекой обители сами собою ушли.

   — Какие ты книги читаешь? — как-то спросил его Иннокентий.

   — Никаких, кроме Библии,— твердо ответил Спасский.— Тер­петь не могу книг мирских.

Отчасти он лукавил, ибо книгами действительно пренебрегал, но со вниманием выслушивал рассказы о сочинениях, связанных с верою. Дошел до него слух о какой-то книге о судьбе будущей Церкви. Книгу якобы достать было решительно невозможно, а читали ее даже в Зимнем дворце. Спасский достал-таки сие толкование Штиллинга на Апокалипсис, прочитал за одну ночь и пришел в ужас как от содержания, так и от того, что осквернился нечестивым знанием. Книгу он поскорее отдал, чтобы никто не увидел ее в его руках.

   Искушения не отпускали. В Великий пост он едва ходил от голода. И не хотел, а взял от смотрителя семинарии книгу Якова Бёма «Путь ко Христу». Читал, читал — вдруг тяжесть в голове и мрак в уме, ужас объял его, и холодная дрожь сотрясла тело. показалось, будто кто сдирает с него кожу. Вскочил, бросил книгу на пол и плюнул на нее трижды.

   — Сеть вражия! Сгинь, ересь, мрак неверия!

Отцу Иннокентию после сказал, что книгу Бёма нашел «блевотиной скверного

заблуждения, прямо бесовским учением».

   Архимандрит Иннокентий подогревал такое умонастроение Спасского, готовя из него борца за православие, но не видел, что к смирению и самопожертвованию обличителя примешаны ущемленное с младых лет самолюбие и нарождающееся честолюбие.

   Ректора семинарии пугало обилие нахлынувших на Русь заморских проповедников, которые вошли в моду и принимались на высшем уровне. Протестанта Линдля и баварского неокатолика Госнера принимали госуларь и князь Голицын. Публика ломилась на их проповеди. Отец Иннокентий, которому подошла очередь проповедовать в лавре, решил вступиться за веру.

   - Любодей действует не ради деторождения, но для насыщения нечистой своей похоти,— мягким, звучным голосом вещал он в воскресное утро с кафедры.—Так и проповедник Слова Божия когда проповедует не ради рождения духовных чад по закону, но чтобы, сказав слово, токмо движением рук, эхом голоса и произношения слыть за проповедника или почесать сердце свое щекотанием, слухом чести и отличия, то же он деет, что и любодей. Сей любодействует телесно, а той духовно... Видит Бог, коль во многих настоящих витиях-проповедниках бывает нечисть, нерадиво и суетно проповедуемое слово!.. Возможно ли брать в руки книги литературные, книги нового духа — сии яко гадины ядовиты, слышны гнусным кваканьем, яко жаб, духов злых!.,

   Спасский слушал со вниманием.