Брэдли подписал признание. Он поставил «да» под каждым вопросом, заданным ему, под каждым запротоколированным ответом: «Вы сами написали признание? Вы прочитали его? Вы написали свое признание по собственной воле? Вас предупредили, что вы не обязаны были писать признание и что оно может служить доказательством вашей вины?» Под вопросом «Вам угрожали или давили на вас, чтобы заставить вас написать это признание?» Брэдли написал «нет».
Бейтман и Дойл специально приняли подобные меры предосторожности. Болтливость Брэдли настораживала. Судя по всему, своим признанием он лишь пытался избежать обвинения в убийстве, поэтому утверждал, что Грэм задохнулся по несчастной случайности, так что похититель не смог вернуть его родителям, как собирался. Однако проломленный череп ребенка уличал Брэдли во лжи, и вполне можно было ожидать, что он откажется от признания, узнав, что обвинения в убийстве избежать не удастся.
Так и произошло. С 20 по 28 марта 1961 г. в Центральном уголовном суде Сиднея рассматривалось дело Брэдли. Ему предъявили обвинение в убийстве, и тогда он заявил, что невиновен, а признание написал в паническом страхе. Брэдли пытался вызвать сочувствие суда – изложил свою биографию, которую сложно было проверить. Это была история мальчика из Венгрии, наполовину еврея, Иштвана Бараньяй, которого в тринадцать лет немцы собирались расстрелять, но он спасся, прыгнув в Тису. Затем он попал в Италию. Но переживания в заключении у немцев так его травмировали, что каждая встреча с полицией, даже в 1960 г., приводила в ужас, и он готов был подписать любое, даже самое нелепое признание.
Если Брэдли и поверили, то вскоре он сам уничтожил эту веру холодным расчетом, циничной ложью, когда стал менять свои показания и лгать, что якобы потерял память. Брэдли опроверг свою историю о перенесенной душевной травме и оказался одним из тех мерзавцев, кто подлинную трагедию еврейского народа бессовестно использует для личной выгоды. Биографию Брэдли после переселения его в Австралию проверить было легко. Это был человек, которому всегда хотелось больше, чем он имел. Брэдли постоянно гнался за прибылью, жаждал «признания», и алчность и корыстолюбие вели его от одного экономического краха к другому, пока он не прочитал в газетах о похищении внука магната Эрика Пежо. Тогда Брэдли решил последовать примеру похитителей и быстро разбогатеть.
Его первая жена Ева, на которой он женился в 1953 г., перебравшись в Мельбурн, погибла в автомобильной катастрофе – не справилась с управлением. Брэдли унаследовал ее имущество, в том числе дом. Обстоятельства смерти Евы были так же не ясны, как и причина пожара пансиона, который Брэдли держал с 1956 по 1959 г. в Катумбе и довел почти до банкротства, однако успел удачно застраховать.
29 марта 1961 г. суд признал Брэдли виновным, и судья Клэнси приговорил его к пожизненной каторге.
Так завершилось самое, пожалуй, сенсационное дело в истории австралийской криминалистики. Дело о похищении и убийстве Грэма Торна имело большое значение для последующего ее развития. Через пять лет после дела Брэдли сержант уголовной полиции Ф. Б. Кокс из научного бюро южноавстралийской полиции в Аделаиде опубликовал работу о возможностях использования ботанических знаний в криминалистике «Систематизация и растительная экология в судебной медицине». Примеры, которые он приводит, относятся к случаям воровства, взлома, ограблений сейфов и доказывают значение ботанического исследования следов в повседневной криминалистической работе. Одновременно Кокс настаивал на объединении криминалистического и ботанического исследований в международном масштабе.
Дело Торна в Австралии, как и дело Гюэ в Канаде, показали, насколько развита криминалистика в этих молодых странах и как многому они успели научиться у старой Европы накануне Второй мировой войны. Тенденция активного послевоенного развития криминалистики свойственна не только этим молодым странам, но и маленьким европейским государствам с уже длительной научной традицией. В первой половине XX века эти европейские страны, в отличие от Франции, Англии, Германии или Италии, немного успели привнести в полицейскую науку, держались подальше от военных конфликтов, избегали экономических потрясений, отличались наиболее стабильной крепкой общественной системой и низким уровнем преступности. Послевоенное бурное развитие в технике и экономике, новый цивилизационный взлет и промышленный прогресс привели к росту преступности в этих странах. Тем более полиция там сталкивалась с научными проблемами и искала помощи у ученых.
17
На долю швейцарского ученого доктора Макса Фрая-Зульцера в 1950-х гг. выпал успех в области криминалистики, который определил его карьеру, что в эпоху коллективного труда случается редко. Он сам говорил, что в Швейцарии в области криминалистики был вакуум, и его доктору удалось заполнить. Личный успех Фрая-Зульцера, несомненно, основывался на его очевидном даровании ученого-микроскописта, незаурядном уме, нестандартном мышлении и интуиции.