Век любви и шоколада (ЛП)

— Я чувствую себя глупо, мистер Делакруа, — сказала я. — Вы без конца твердили мне нанять охрану. Если бы я вас послушала, то не оказалась бы в таком положении. Должно быть, вы рады, что были правы.

— В данном случае я не рад, что оказался прав, да и ты не должна винить себя. Ты была бы не ты, если бы не настаивала на том, что будешь поступать по-своему.

— Поступать по-своему на данный момент кажется довольно глупым.

— Это в прошлом, Аня, — сказал он будничным голосом. — Мы находимся там, где находимся. София Биттер была психопаткой, я поражен, что тебе удалось выжить. Теперь конь – он, пожалуй, наиболее сложная фигура для игрока. Он ходит буквой «Г».

— Откуда вы знаете, что конь это он? — спросила я. — Любой может оказаться под этой броней.

Он улыбнулся мне.

— Хорошая девочка.

***

В конце ноября я выписалась из больницы и вернулась в поместье Юджи Оно. Со мной поехала медсестра и устроила меня в старую комнату Юджи, наиболее удобное помещение в доме. Я старалась не думать о том, что последний обитатель этой комнаты умер медленно и мучительно.

К декабрю я передвигалась с ходунками. В феврале у меня появились костыли. К середине марта сняли гипс, обнажив поразительно безжизненную ногу болезненных оттенков желтого, зеленого и серого. Что есть, то есть, здоровой она не выглядела: свод стопы был плоским, лодыжка тощей как запястье, а пальцы свернулись странно и бесполезно. Я смотрела на эти пальцы и спрашивала себя, какой цели они когда-то служили. Я предпочла бы избежать этого зрелища, хотя это было не вариант — мне приходилось постоянно смотреть на нее, потому что он не работала! Когда я ставила свою ногу, то не могла почувствовать землю. Они дали мне подпорку и трость. Я покачивалась как зомби. Это было совсем не скучно: приходилось должным образом приказать своему мозгу переместить ногу, а затем ноге переместить свою стопу, а затем проверить и посмотреть, где находится земля и так с каждым шагом.

Что по поводу остального тела? Не сказать, что я бы назвала его привлекательным. Широкие розовые шрамы расползались до середины груди, под плечо, под поясницу, на шею, в ногу и на ноге, и за подборок. Некоторые шрамы были от нападения, некоторые из-за предпринятых врачами мер по спасению моей жизни. Я выглядела как девушка, заколотая маньячкой и перенесшая операцию на сердце, короче именно той, кем я и была. Выходя из ванной, я старалась не рассматривать себя очень близко. Я носила длинные свободные платья с высоким воротником платья, в которых, как сказал мистер Делакруа, я была похожа на фронтирских женщин* (прим. пер. Женщины, проживавшие в зонах освоения западных территорий США. Они носили закрытые платья без декольте).

По правде говоря, шрамы не очень беспокоили меня. Я гораздо больше смущалась из-за того, что моя нога плохо функционировала и гораздо сильнее раздражалась из-за постоянной боли вследствие повреждения нервов после удара в позвоночник.

Боль... в течение длительного времени это все, о чем я могла думать. У человека, известного как Аня Баланчина, тело заменили на больное. Я была пульсирующим, ноющим, чудовищно капризным шариком. Уверена, нахождение рядом со мной было не очень-то приятно. (Ну вы и так с самого начала не могли назвать меня жизнерадостным человеком.)

Я очень боялась поскользнуться и упасть и той зимой подолгу сидела в четырех стенах.

Я принялась за чтение.

Я играла в шахматы с мистером Делакруа.

Я начала чувствовать себя чуть-чуть лучше. Даже собиралась взять планшет, но передумала. В нынешнем состоянии не хотелось ничего слышать от Вина. Однако я разговаривала с Тео, Мышью и Скарлет по телефону. Иногда Скарлет передавала телефон Феликсу. Он был не таким уж хорошим собеседником, но мне нравилось разговаривать с ним. По крайней мере, он не спрашивал меня о самочувствии.

— Что там у тебя происходит, парень? — спросила я.

Происходило вот что: у моего трехлетнего крестника появилась подружка. Ее звали Руби, и она была пожилой женщиной – ей исполнилось четыре. Она предложила пожениться, но он не был уверен, что к этому готов. Она была паинькой большую часть времени, но мальчик говорил, что она могла и покомандовать. Он не совсем был уверен, но подозревал, что возможно с помощью обмана уже женился на ней. Там был неоднозначный инцидент с поцелуем в крошечной гардеробной, а также что-то типа банки с пластилином, то ли одолженной, то ли подаренной. Так как ему не хватало словарного запаса, этот рассказ занял около часа, но это было прекрасно. Время у меня имелось.

А затем неумолимый в этом вопросе мир вступил в весну.

В поместье Юджи расцвели деревья сакуры, земля оттаяла, и я начала меньше бояться упасть. Появились даже признаки жизни в моей мертвой ноге, и я смогла более-менее заставить себя пойти, куда хотела, хотя на это уходило миллион лет.