Сентябрь 1936 года: радикальные перемены к худшему; невозможность найти работу. «Повышенная бдительность» по отношению к «классовым врагам». Последний воронежский адрес и просвет: Наташа Штемпель. Лихорадочный декабрь: вторая воронежская тетрадь. Повседневные сообщники: «Рождение улыбки» и щегол. Стихотворение о кумире «внутри горы». Январь 1937 года «с веревкой на шее»: ода Сталину. Надежда на продление жизни, пародия, проклятие, болезнь? Антиодический цикл. Поэт в роли свидетеля. Стихотворение для «нищенки-подруги». Мечты об Италии. Травля и насилие: второй показательный процесс против «троцкистских заговорщиков». Март 1937 года: «Стихи о неизвестном солдате», реквием по безымянным жертвам. Одышка и «болезнь быть без тебя». Апрель 1937 года, крайняя точка. «Я тень». 23 апреля: «разоблачительная» статья, приобщение Мандельштама к «троцкистам и классовым врагам». Третья воронежская тетрадь: прощание с мировой культурой, стихи о смерти и воскресении. Любовное стихотворение, обращенное к «хранительнице». «Наташина книга». 15 мая 1937 года: конец воронежской ссылки.
Положение Мандельштамов чрезвычайно ухудшается в начале сентября 1936 года, когда оба возвращаются из Задонска в Воронеж. Москва распорядилась — после первого показательного процесса — проявлять «повышенную бдительность» по отношению к «классовым врагам» и «саботажникам». Мандельштам лишается возможности работать где бы то ни было: в газете, на радио, в театре. Отныне он — инвалид-сердечник и нищий, обреченный жить на подаяние родственников и знакомых.
Идеологическое давление усиливается. 11 сентября 1936 года на очередном собрании воронежских писателей объявлено о «борьбе с классовыми врагами на литературном фронте». В этой связи произносится имя Мандельштама. 16 сентября газета «Коммуна» выступает с полемической статьей против «явно чуждых людей», которые якобы распространяют свои «путаные и вредные теории». Снова названо имя Мандельштама. 28 сентября секретарь партгруппы воронежского отделения Союза писателей Стойчев рапортует генеральному секретарю ССП Ставскому (в ответ на запрос-телеграмму Ставского о том, как продвигается в Воронеже «разоблачение классового врага») — и повторяет то, что было сказано полгода назад на писательском партийном собрании по поводу Мандельштама и его выступления в феврале 1935 года: что Мандельштам «ничему не научился, что он, кем был, тем и остался»[347]
. Трудно было придумать более страшный донос на ссыльного поэта.Одновременно с ужесточением идеологического климата возобновляется и культ личности Сталина. 27 августа 1936 года «Литературная газета» публикует под заголовком «Жизнь Сталина — наша жизнь» резолюцию московского общего собрания ССП, состоявшегося 21 августа: «Сталин — гениальное качество нашей страны и образ нашего характера: он — бессмертен. Жизнь Сталина — наша жизнь, наше прекрасное настоящее и будущее». В этой атмосфере нарастающего преследования «классовых врагов» и прославления великого вождя Мандельштаму становится все труднее найти не только работу, но и крышу над головой — как ссыльный, он вызывает теперь еще большее подозрение. В октябре 1936 года Мандельштамы вновь вынуждены сменить адрес. Простая женщина, работающая портнихой в театре, соглашается сдать им комнату в своем доме. Это — последний воронежский адрес Мандельштамов: улица 27 февраля, дом 50. Знакомые, встретив Мандельштама на улице, теперь демонстративно от него отворачиваются, не здороваются с ним и делают вид, что его не знают.