Мандельштам охотно использует мифологические и фольклорные фигуры для маскировки политических событий. После стихотворения о коте Наташи Штемпель он пишет стихотворение о коте Кащея, персонажа русских народных сказок. Кашей — злой волшебник, хранитель сокровищ, «скелет без мяса, тело без души»; любителям музыки он знаком по опере Римского-Корсакова «Кашей бессмертный» (1902) и балету Стравинского «Петрушка» (1910). Мандельштам сочинил лукавую политическую сказку, в которой Кашей — замаскированный Сталин — угощается «огненными щами», обнажает клещи и орудует золотыми гвоздями (III, 106–107)[357]
.Именно эти стихи про злого колдуна Мандельштам послал 31 декабря 1936 года советскому поэту Николаю Тихонову, надеясь получить материальную поддержку от официальных инстанций («Избавьте меня от бродяжничества…»). Кроме того, он пишет: «Стишок мой в числе других когда-нибудь напечатают, и он будет принадлежать народу советской страны, перед которым я в бесконечном долгу» (IV, 174). А своей жене Мандельштам сказал: «Ведь это золотой самородок […] я, нищий, — посылаю ему кусок золота…»[358]
В январе 1937 года этот нищий доходит до последней черты. Из письма к неустановленному адресату:
«Я тяжко и неизлечимо болен и лишен всякой возможности лечиться. Мне нечего есть. Я живу в нищете. […] Все мною описанное представляется мне какой-то чепухой или дурным сном, до такой степени это не похоже на закон Советского Союза и лишено здравого смысла. Я не понимаю, почем<у моя> адмвысылка в конце третьего, и последнего, <года> перерастает в осуждение на голод и <бездом>ность. […] В благоустроенном советском городе — в Воронеже, на глазах у множества пассивных свидетелей я выпадаю из всяких социальных рамок и являюсь уже не адм. высланным гражданином […] но человеком-призраком, гибель которого санкционирована всеобщей пассивностью» (IV, 177–179).
В этой ситуации («с веревкой на шее», по словам Надежды Мандельштам[359]
) 12 января 1937 года поэт отваживается на последнюю попытку переломить свою судьбу. Он решается сочинить оду Сталину, призванную спасти его жизнь и жизнь жены. В своих воспоминаниях Надежда Яковлевна сообщает, что ради этого Мандельштам даже изменил своим писательским привычкам. Он, который всегда слагал свои стихи устно, расхаживая и что-то бормоча, садился на этот раз к столу, раскладывал на нем карандаши и бумагу, чтобы выполнить столь тягостную работу.Однако ему вовсе не удалось сложить гимн тирану в том духе, в каком многократно писали сотни советских поэтов. Результатом его работы оказалось в высшей степени двойственное произведение, включающее в себя и преувеличенную мнимую хвалу, и пародийные элементы, и замаскированное осуждение. Как мучительно бился Мандельштам над своей «одой», выдает уже первая из семи длинных строф, которая начинается с придаточного условного предложения — с возможности, выраженной сослагательным наклонением, и изображает поэта в «необычном» для него качестве — в виде живописца, рисующего углем:
Ссылаясь на Прометея, выкравшего для людей огонь, как на своего покровителя, Мандельштам выступает преемником Эсхила, автора трагедии «Прикованный Прометей» (470 до P. X.), и создает нечто совершенно иное, нежели льстивый портрет властителя. В текст вплетаются детали, которые неосмотрительно диктует ему подсознание или лукавый дьявол, мастер шифровки. Иосиф Бродский назвал эту оду «гениальным стихотворением»[360]
. Шифрованным, эзоповым языком слагает Мандельштам зачин жуткой «Оды», в которой за гротескным славословием скрывается осуждение Сталина[361].«Я б рассказал о том, кто сдвинул мира ось». Тот, кто творит подобное, не приносит миру счастье — он разрушает мир, ибо земной шар со сдвинутой осью должен сорваться в хаос. Это лишь один пример гиперболического ложного славословия, которое демонстрирует здесь Мандельштам. Мнимое возвеличивание Сталина в январе 1937 года было тайным продолжением разоблачительной эпиграммы, написанной в ноябре 1933 года. Вот еще пример: