Век Наполеона

Тем не менее, жалобы были. Якобинцы чувствовали, что их проигнорировали в «Конституции VIII года», что «представительное правительство», которое она предлагала, было лицемерной капитуляцией революции перед буржуазией. Несколько генералов недоумевали, почему судьба не выбрала одного из них, а не этого тщедушного корсиканца, для политического верховенства; «не было ни одного генерала, который бы не сговорился против меня».25 Католики скорбели о том, что конституция подтвердила конфискацию церковных ценностей, произведенную революцией; в Вандее (1800) вновь поднялось восстание. Роялисты беспокоились, что Наполеон укрепляет свое положение, вместо того чтобы призвать Людовика XVIII для восстановления власти Бурбонов. Поскольку роялисты контролировали большинство газет,26 Они начали кампанию против принятия нового режима; Наполеон ответил (17 января 1800 года), подавив шестьдесят из семидесяти трех существующих журналов Франции на том основании, что они финансировались иностранным золотом. Радикальная пресса также была сокращена, а газета Moniteur стала официальным органом правительства. Журналисты, писатели и философы осудили это посягательство на свободу прессы, и теперь госпожа де Сталь, потеряв надежду сыграть Эгерию, начала мощную и продолжительную атаку на Наполеона как на диктатора, распинающего французскую свободу.

Наполеон защищал себя по доверенности в газете Moniteur. Он не уничтожал свободу; она уже была разрушена необходимостью централизованного управления во время войны, фальсификацией выборов якобинцами, диктатурой бунтующих толп и неоднократными государственными переворотами в годы Директории; а то, что осталось, было затянуто в трясину политического подкупа и морального разложения. Свобода, которую он распинал, была свободой толпы быть беззаконной, преступника — воровать и убивать, пропагандиста — лгать, судьи — брать взятки, финансиста — присваивать, бизнесмена — играть в монополию. Разве не выступал Марат, разве не практиковал Комитет общественной безопасности диктатуру как единственное лекарство от хаоса общества, внезапно освободившегося от религиозной опеки, классового господства и королевской автократии и предоставленного на волю инстинктов и тирании толпы? Теперь необходимо найти какую-то дисциплину, чтобы восстановить тот порядок, который является предпосылкой свободы.27

Крестьянству не нужны были такие аргументы для принятия решения о поддержке конституции; у них была земля, и они втайне приветствовали любое правительство, которое подавило бы якобинцев. Здесь, несмотря на противоположные экономические интересы, городской пролетариат согласился с землепашцами. Жители доходных домов — рабочие на фабриках, клерки в магазинах, торговцы на улицах — те, кто, как санкюлоты, боролся за хлеб и власть, потеряли веру в Революцию, которая то поднимала их, то бросала вниз, лишая надежды; одна магия все еще будоражила их — герой войны; и завоеватель Италии мог быть не хуже политиков Директории. А что касается буржуазии — банкиров, купцов, предпринимателей, — то как они могли отвергнуть человека, который столь полно принял святость собственности и свободу предпринимательства? С ним они победили в революции и унаследовали Францию. До 1810 года он был их человеком.

Уверенный в том, что подавляющее большинство поддержит его, Наполеон вынес новую конституцию на плебисцит (24 декабря 1799 года). Мы не знаем, был ли этот референдум управляемым и манкируемым, как многие подобные голосования до или после него. По официальным подсчетам, за конституцию высказались 3 011 107 человек, против — 1562.28

Получив одобрительные возгласы, Наполеон с семьей и помощниками переехал из переполненного Люксембурга в королевский и роскошный Тюильри (19 февраля 1800 года). Он совершил этот переход в помпезной процессии с тремя тысячами солдат, генералами на лошадях, министрами в каретах, Государственным советом в каретах, запряженных лошадьми, и первым консулом в карете, запряженной шестеркой белых лошадей. Это был первый пример многочисленных публичных выступлений, которыми Наполеон надеялся произвести впечатление на парижскую публику. Он объяснил своему секретарю:

«Бурриенн, сегодня мы наконец-то переночуем в Тюильри. Вы в лучшем положении, чем я: вы не обязаны выставлять себя на всеобщее обозрение, а можете идти туда своим путем. Я, однако, должен идти в процессии; это мне противно, но необходимо говорить с глазами….. В армии простота на своем месте; но в большом городе, во дворце, глава правительства должен привлекать внимание всеми возможными способами, сохраняя при этом благоразумие».29