Век Наполеона

Религия во Франции 1800 года находилась в смятении, не связанном с моральным хаосом, который оставила после себя Революция. Значительное меньшинство населения в провинциях — возможно, большинство в Париже — стало равнодушным к призывам священников.61 Тысячи французов, от крестьян до миллионеров, купили у государства имущество, конфискованное у Церкви; эти покупатели были отлучены от церкви и недоброжелательно смотрели на тех, кто обличал их как получателей краденого. В то время во Франции насчитывалось восемь тысяч действующих священников; две тысячи из них были конституционалистами, присягнувшими на верность конфискационной Конституции 1791 года; остальные шесть тысяч были неюристами, которые отвергли Революцию и благочестиво трудились, чтобы отменить ее; и они делали успехи. Неэмигрантские дворяне и многие представители буржуазии добивались восстановления религии как оплота собственности и социального порядка; многие из них — некоторые из потомков революции — отправляли своих детей в школы, которыми управляли или которых преподавали священники и монахини, которые (по их мнению) лучше, чем несамостоятельные светские учителя, знали, как воспитать почтительных сыновей и скромных дочерей.62 Религия становилась модной в «обществе» и литературе; вскоре (в 1802 году) обширный панегирик Шатобриана, Le Génie du christianisme, должен был стать предметом разговоров того времени.

В поисках любой помощи для своего бескорневого правления Наполеон решил заручиться духовной и структурной поддержкой католической церкви. Такой шаг позволил бы наконец утихомирить мятежную Вандею, порадовать провинции, пополнить духовную жандармерию шестью тысячами священников; заручиться моральным и духовным влиянием Папы; отнять у Людовика XVIII главный аргумент в пользу реставрации Бурбонов; ослабить враждебность к Франции и Наполеону со стороны католических Бельгии, Баварии, Австрии, Италии и Испании. «Итак, как только я получил власть, я… восстановил религию. Я сделал ее основой и фундаментом, на котором я строил. Я рассматривал ее как опору здравых принципов и доброй морали».63

Этому apertura a destra сопротивлялись агностики в Париже и кардиналы в Риме. Многие церковники не хотели соглашаться на любые соглашения, которые допускали бы разводы или отказывались от претензий французской церкви на ее конфискованное имущество. Многие якобинцы протестовали против того, что признание католицизма национальной религией, защищаемой и оплачиваемой правительством, означало бы отказ от того, что они считали одним из главных достижений поздней революции — отделения государства от церкви. Наполеон напугал кардиналов, намекнув, что, если они отвергнут его предложения, он может взять пример с Генриха VIII Английского и полностью отделить французскую церковь от Рима. Он пытался успокоить скептиков, объясняя, что сделает церковь инструментом правительства в поддержании внутреннего мира; но они боялись, что его предложение станет еще одним шагом на пути отступления от революции к монархии. Он так и не простил Лаланда (астронома) за то, что тот «пожелал» (сообщает Буррьенн) «включить его в словарь атеистов именно в тот момент, когда он начинал переговоры с римским двором».64

Они начались в Париже 6 ноября 1800 года и продолжались в течение восьми месяцев маневров. Кардиналы были опытными дипломатами, но Наполеон знал о нетерпении Папы к соглашению и добивался любых условий, благоприятных для его власти над примирившейся Церковью. Пий VII делал одну уступку за другой, потому что план предлагал положить конец десятилетию бедствий для Церкви во Франции; он позволял ему сместить многих епископов, попиравших папскую власть; он мог, при помощи французского вмешательства, избавиться от неаполитанских войск, занявших его столицу; и он возвращал папству «легации» (Феррара, Болонья и Равенна — обычно управляемые папскими легатами), которые были уступлены Франции в 1797 году. — Наконец, после заседания, продолжавшегося до двух часов ночи, представители Римской церкви и французского государства подписали (16 июля 1801 года) Конкордат, который должен был регулировать их отношения в течение столетия. Наполеон ратифицировал его в сентябре, Пий VII — в декабре. Наполеон, однако, подписал документ с оговоркой, что впоследствии он может принять некоторые «правила, обеспечивающие защиту от более серьезных неудобств, которые могут возникнуть в результате буквального исполнения Конкордата».65