Век Наполеона

«Если Ваше Величество позволит мне попросить его, я уверен, что он немедленно приедет»…

«Вы поклонник Тацита?»

«Да, сир, я им восхищаюсь».

«Ну, я не знаю, но об этом мы поговорим в другой раз. Напишите, чтобы месье Виланд приехал сюда. Я отвечу на его визит в Веймаре, куда меня пригласил герцог».29

Когда Гете вышел из комнаты, Наполеон сказал Бертье и Дару: «Voilà un homme!».30

Через несколько дней Наполеон в окружении знатных особ принимал Гете и Виланда. Возможно, он освежил свои воспоминания, потому что говорил как литературный критик, уверенный в своих знаниях:

«Месье Виланд, нам во Франции очень нравятся ваши произведения. Именно вы являетесь автором «Агатона» и «Оберона». Мы называем вас Вольтером Германии».

«Сир, сравнение было бы лестным, если бы было оправданным…»

«Скажите, месье Виланд, почему ваши Диоген, Агатон и Перегрин написаны в двусмысленном стиле, который смешивает романтику с историей, а историю с романтикой. Такому высокому человеку, как вы, следовало бы придерживаться каждого стиля в отдельности… Но я боюсь сказать слишком много на эту тему, потому что имею дело с человеком, гораздо более сведущим в этом вопросе, чем я».31

5 октября Наполеон верхом проехал около пятнадцати миль до Веймара. После охоты в Йене и представления «Смерти Сезара» в веймарском театре хозяева и гости посетили бал, где великолепие обстановки и очарование женщин заставили их вскоре забыть о стихах Вольтера. Наполеон, однако, удалился в угол и попросил позвать Гете и Виланда. Они привели с собой других литераторов. Наполеон говорил, особенно с Виландом, на две свои любимые темы — историю и Тацита:

«Хорошая трагическая драма должна рассматриваться как самая достойная школа для высших людей. С определенной точки зрения она выше истории. В лучшей истории очень мало эффекта. Человек в одиночестве мало на что влияет; люди в сборе получают более сильные и длительные впечатления.

«Уверяю вас, что историк Тацит, которого вы постоянно цитируете, никогда ничему меня не учил. Можно ли найти более сильного, а порой и более несправедливого хулителя человеческого рода? В самых простых поступках он находит преступные мотивы; императоров он выставляет самыми отъявленными злодеями… Его «Анналы» — это не история империи, а реферат тюремных записей Рима. В них постоянно идет речь об обвинениях, осужденных и людях, которые вскрывают себе вены в банях… Какой сложный стиль! Какой непонятный!.. Разве я не прав, месье Виланд? Но… мы здесь не для того, чтобы говорить о Таците. Посмотрите, как хорошо танцует царь Александр».32

Виланд не был ошеломлен; он защищал Тацита с мужеством и вежливостью. Он отметил: «Суэтоний и Дио Кассий рассказывают о гораздо большем количестве преступлений, чем Тацит, в стиле, лишенном энергии, в то время как нет ничего более ужасного, чем перо Тацита». И, с дерзким намеком Наполеону: «По печати его гения можно подумать, что он может любить только Республику…. Но когда он говорит об императорах, которые так счастливо примирили… империю и свободу, чувствуешь, что искусство управлять кажется ему самым прекрасным открытием на земле…Сир, если верно сказать о Таците, что тираны наказываются, когда он их рисует, то еще более верно сказать, что добрые принцы вознаграждаются, когда он вырисовывает их образы и представляет их будущей славе».

Собравшиеся слушатели были в восторге от такого энергичного ответа, а Наполеон был несколько озадачен. «У меня слишком сильная партия, с которой я должен бороться, месье Виланд, и вы не пренебрегаете ни одним из своих преимуществ…Мне не хочется говорить, что я побежден;…на это я соглашусь с трудом. Завтра я возвращаюсь в Эрфурт, и мы продолжим наши беседы».33 У нас нет никаких сведений об этой дальнейшей встрече.

К 7 октября большинство гостей вернулись в Эрфурт. Наполеон призвал Гете переехать жить в Париж: «Там вы найдете более широкий круг для вашего наблюдательного духа… огромный материал для ваших поэтических творений».34 14 октября император наградил Гете и Виланда крестом Почетного легиона.

Тем временем министры иностранных дел двух держав составили соглашение, возобновляющее их союзы и обязывающее оказывать взаимную помощь в случае нападения на одну из них. Александру предоставлялась свобода захватить Валахию и Молдавию, но не Турцию; Наполеон мог идти в Испанию с благословения царя. 12 октября документ был подписан. Через два дня императоры выехали из Эрфурта; некоторое время они ехали бок о бок; перед расставанием они обнялись и пообещали встретиться снова. (Наполеон вернулся в Париж менее оптимистичным, чем когда приезжал, но решительно настроенным направить свою Великую армию в Испанию и вернуть брата Жозефа на его неугодный трон.

IV. ПЕНИНСУЛЬСКАЯ ВОЙНА: II (29 ОКТЯБРЯ 1808 — 16 ЯНВАРЯ 1809)