Век Наполеона

НАПОЛЕОНА больше интересовала сцена, чем литература. Он внимательно изучал программы Театра Франсе, высказывал свое мнение о них и во многом был ответственен за то, что они отбросили Вольтера и возродили Корнеля и Расина. Его литературный вкус был не столь респектабельным. Он охотно читал художественную литературу и брал с собой в походы множество романов, в основном романтических. Его застольные беседы на острове Святой Елены содержали неплохую литературную критику, свидетельствующую о знании Гомера, Вергилия, Корнеля, Расина, Лафонтена, мадам де Севинье, Вольтера, Ричардсона и Руссо; но он был совершенно мертв для Шекспира. «Невозможно закончить ни одну из его пьес; они жалки. В них нет ничего, что могло бы сравниться с Корнелем или Расином».1 (Французские переводы Шекспира были досадно неадекватны).

Как и большинство людей дела, он не уважал писателей, пишущих об экономике или правительстве; он считал их словоблудами, не имеющими достаточного представления о реальности, о природе и границах человека. Он был уверен, что лучше их знает, чего хочет и что должен иметь французский народ: эффективность и честность правительства, умеренность в налогах, свободу предпринимательства в бизнесе, регулярность снабжения, гарантию оплачиваемого труда в промышленности, крестьянскую собственность и гордое место Франции в параде государств; если бы это было дано, народ не стал бы настаивать на определении мер или замещении должностей путем подсчета носов после словесных состязаний. В своем кропотливом стремлении к этим целям — и к собственной власти или славе — он не стал бы долго терпеть вмешательство владык трибуны или пера. Если этих дворян можно утихомирить премиями, пенсиями или политическими сливами, то такие успокоительные средства будут предоставлены; в противном случае нарушителям консульского или императорского мира следует запретить публиковаться, покидать Париж или Францию. «Неограниченная свобода печати, — писал Наполеон в 1802 году, — очень скоро восстановила бы анархию в стране, где все элементы для такого состояния уже присутствуют».2

Чтобы следить за общественным мнением, Наполеон, следуя прецедентам Директории, приказал почтмейстерам вскрывать частную почту, отмечать враждебные отрывки, запечатывать конверты и отправлять копии выдержек себе или в «Черный кабинет» на Генеральном почтамте в Париже.3 Он поручил своему личному библиотекарю составлять и приносить ему «ежедневно между пятью и шестью часами» сводки политических материалов в текущих периодических изданиях; «каждые десять дней представлять мне анализ брошюр или книг, опубликованных за предыдущие десять дней»; сообщать о содержании и политических тенденциях каждой поставленной пьесы в течение сорока восьми часов после ее премьеры; и «каждый первый и шестой день [десятидневной недели] между пятью и шестью часами он будет представлять мне бюллетень о плакатах, афишах или объявлениях, которые могут заслуживать внимания; он также будет сообщать обо всем, что ему стало известно, что было сделано или сказано в различных лицеях, литературных собраниях, проповедях… которые могут представлять интерес с точки зрения политики и морали.»4

17 января 1800 года Наполеон, опять же следуя обычаю Директории, приказал подавить шестьдесят из семидесяти трех газет, издававшихся в то время во Франции. К концу года их осталось только девять, и ни одна из них не была радикально критической. «Трех враждебных газет, — сказал он, — следует опасаться больше, чем тысячи штыков».5 Le Moniteur universel регулярно защищала политику Наполеона; иногда он писал для нее статьи и даже рецензии на книги, без подписи, но выдававшие его происхождение своим авторитетным стилем. Один остроумный человек переименовал этот правительственный орган в Le Menteur [лжец] Universel.6

Я хочу, чтобы вы написали редактору Le Journal des débats, Le Publiciste и La Gazette de France — эти газеты, как мне кажется, наиболее читаемы — и заявили им, что… времена революции прошли и что во Франции существует только одна партия; что я никогда не потерплю газет, которые говорят или делают что-либо против моих интересов; что они могут опубликовать несколько небольших статей, содержащих немного яда, но в одно прекрасное утро кто-нибудь закроет им рот.7

5 апреля 1800 года цензура была распространена на драматические произведения. Правительство утверждало, что мнения, высказанные индивидуально и в частном порядке, могут принести мало вреда, но те же самые мнения, вложенные в уста знаменитого исторического персонажа и провозглашенные со сцены с силой и красноречием популярного актера, будут иметь влияние, взрывообразно умноженное благодаря взаимному эхо чувств и безответственности отдельных людей в театральной аудитории.8 Цензура исключила из публичных представлений любую критику монархии и любое восхваление демократии. Так, «Смерть Сезара» была изгнана из зала, потому что зрители аплодировали речам Брута против диктатуры.9