Век Наполеона

Спенсер Персеваль, будучи министром (1809–12 гг.), имел двойное несчастье: он видел, как Британия достигла своего надира в XIX веке, и был убит за свои страдания. К осени 1810 года наполеоновская континентальная блокада нанесла такой урон британской промышленности и торговле, что тысячи британцев остались без работы, а миллионы оказались на грани нищеты. Беспорядки дошли до революционного насилия; в 1811 году ткачи-луддиты начали громить станки. В 1810 году британский экспорт в Северную Европу составил 7 700 000 фунтов стерлингов, в 1811 году — 1 500 000 фунтов стерлингов.23 В 1811 году Англия ввязалась во вторую войну с Америкой; в связи с этим ее экспорт в Соединенные Штаты сократился с 11 300 000 фунтов стерлингов в 1810 году до 1 870 000 фунтов стерлингов в 1811 году. Тем временем налоги росли для каждого британца, пока к 1814 году их бремя не стало угрожать крахом финансовой системы Британии и кредиту ее валюты за рубежом. Голодные британцы взывали к снижению импортных пошлин на иностранное зерно; сельскохозяйственные британцы противились такому шагу, чтобы не снижать цены на свою продукцию; Наполеон облегчил кризис для Англии (1810–11), продав экспортные лицензии французским производителям зерна; ему нужны были деньги для его кампаний. Когда Великая армия отправилась в Россию в 1812 году, Англия знала, что победа Наполеона будет означать более жесткое закрытие всех континентальных портов от британских товаров и более полный контроль Наполеона над континентальными поставками в Британию. Вся Англия наблюдала и волновалась.

Кроме Георга III. От осознания этих событий его избавил последний приступ глухоты, слепоты и безумия. Смерть его самой любимой дочери Амелии (ноябрь 1810 года) стала последним ударом, разорвавшим все связи между его разумом и реальностью; теперь он имел привилегию жить в собственном мире, в котором не было ни мятежных колоний, ни министерских лисиц, ни нелюдимых, убийственных Наполеонов. Должно быть, он находил какое-то удовлетворение в этом состоянии, потому что в остальном его здоровье улучшилось; он прожил еще десять лет, говоря бодро, без уз и бремени логики или грамматики, среди всех удобств и услуг, и в послевоенной депрессии, которая была хуже, чем в 1810–12 годах. Его популярность росла вместе с его болезнью. Его голодающие люди жалели его и задавались вопросом, как в старых мифах, не был ли он тронут и взят Богом.

11 мая 1812 года в кулуарах Палаты общин премьер-министр Персеваль был застрелен разорившимся брокером Джоном Беллингемом, который считал, что его коммерческие предприятия были разрушены политикой правительства. В июне под руководством графа Ливерпуля был сформирован новый кабинет, который, благодаря чудесам такта и обстоятельств, просуществовал до 1827 года. В том же июне Соединенные Штаты объявили войну Англии, а 500 000 человек Наполеона перешли Неман и вступили в Россию.

КНИГА IV. КОРОЛИ, КОТОРЫМ БРОШЕН ВЫЗОВ 1789–1812

ГЛАВА XXV. Иберия*

I. ПОРТУГАЛИЯ: 1789–1808 ГГ

Новости Французской революции пришли в Португалию, которая пыталась вернуться к спокойному порядку Средневековья после бурной и скандальной попытки маркиза де Помбала сравнять ее в культуре и праве с Францией Людовика XV и Испанией Карла III. Пиренеи препятствовали движению идей между Францией и Апеннинским полуостровом; движению идей из Испании мешало постоянное стремление Испании поглотить свое братское государство; и в обеих странах агенты инквизиции, словно львы у дворцовых ворот, отражали любое слово или мысль, которые могли бы поставить под сомнение древнее вероучение.

В самом низу социальной шкалы стояли другие хранители прошлого: простые, в большинстве своем неграмотные простолюдины — крестьяне, ремесленники, торговцы, солдаты, — которые были привязаны к своей переданной вере, утешались ее легендами, благоговели перед ее чудесами, трепетали перед ее ритуалами. На вершине были феодальные бароны, образцы манер и владельцы земли; робкая, слабоумная королева Мария Франциска и ее сын Джон, регент (1799), а затем (1816–26) король; все они надежно защищали церковь как незаменимую опору частной морали, социального порядка и абсолютной, божественно-правильной монархии.

Среди этих разнообразных дозорных скрывалось небольшое меньшинство — студенты, масоны, ученые, поэты, бизнесмены, несколько чиновников, даже дворянин или два дворянина, — которые были раздражены деспотизмом прошлого, тайно флиртовали с философией и мечтали о представительном правительстве, свободной торговле, свободных собраниях, свободной прессе, свободе мысли и стимулирующем участии в международном разуме.