Век Наполеона

Многие другие пели. Карл Теодор Кёрнер (1791–1813), сын христианина Готфрида Кёрнера, который был так полезен Шиллеру,17 бросился с пером и шпагой в освободительную войну от Наполеона, возбудил немцев своим призывом к оружию и погиб в бою 26 августа 1813 года. Эрнст Мориц Арндт (1769–1860) за свои девяносто один год пережил три революции. Он добился отмены феодализма в Померании, реалистично описав его в книге Versuche einer Geschichte («Очерки истории», 1803); а в книге Die Geist der Zeit (1806) он так мощно выступил против Наполеона, что был вынужден укрыться в Швеции от победителя Йены. В 1812 году он был вызван Штейном в Петербург, чтобы помочь русскому народу отбросить французских захватчиков. После 1815 года в Пруссии он пытался противостоять консервативной реакции и был ненадолго заключен в тюрьму. В 1848 году он был избран в национальное собрание во Франкфурте. Когда и эта революция угасла, он обратил свою музу к набожности терминала. — Йозеф фон Эйхендорф (1788–1857), католический дворянин, написал простые стихи, которые до сих пор могут нас тронуть, например «Auf meines Kindes Tod» («На смерть моего ребенка»); здесь даже чужеземный скептик может почувствовать музыку, разделить чувство и позавидовать надежде:

Von fern die Uhren schlagen,
Es is schon tiefe Nacht,
Die Lampe breunt so düster,
Dein Bettlein ist gemacht.

Die Winde nur noch gehen

Wehklagend um das Haus
Wir sitzen einsam drinne,
Und lauscben oft hinaus.

Es ist als müsstest leise

Du klopfen an die Tur,
Du hätt dich nur verirret,
Und kämst nun müd zurück.

Мы вооружаемся, вооружаемся, Торен!

Wir irren ja im Graus
Des Dunkels noch verloren —
Du fändst dich langst nach Haus.

Вдали бьют часы;

так скоро глубокая ночь;
так тускло горит лампа;
твоя маленькая постель застелена.

Только ветры все еще

гуляют по дому;
Мы сидим в одиночестве
и часто прислушиваемся.

Как будто бы вы легкомысленно пытались

постучать в дверь,
Как будто бы вы просто сбились с пути
и теперь устало возвращаетесь.

Мы, бедные, бедные простаки!

Мы блуждаем, да, в страхе перед
тьмой, все еще заброшенной —
Вы давно нашли свой дом.

IV. РОМАНТИЧЕСКИЙ ЭКСТАЗ

Самыми яркими писателями этого немецкого расцвета были те, кто поразил свое время криками об освобождении инстинкта от разума, чувства от интеллекта, молодости от возраста, личности от семьи и государства. Сегодня их мало кто читает, но в своем поколении они были языками пламени, поджигающими сухие, как пыль, философии и социальные узы, заключающие расширяющееся «я» в рамки привычек и обычаев, табу, приказов и законов.

Источником бунта было естественное негодование, с которым любой жизнелюбивый подросток относится к ограничениям, налагаемым родителями, братьями, сестрами, учителями, проповедниками, полицейскими, грамматиками, логиками, моралистами. Разве не доказал нынешний философ Фихте, что основной реальностью для каждого из нас является его индивидуальное сознательное «я»? Если это так, то вселенная не имеет для каждого из нас иного смысла, кроме как в ее воздействии на него самого, и каждый из нас может справедливо судить любую традицию, запрет, закон или вероучение и требовать от него объяснений, почему ему следует повиноваться. Можно с ужасом подчиниться заповедям, изданным и поддерживаемым Богом или богочеловеком, облаченным в божественность; но что стало с Богом теперь, когда Дидро, д'Алембер, Гельвеций, д'Ольбах, Ла Меттри свели его к безличным законам вселенной?