Век Наполеона

Ближе к концу «Феноменологии» он открыл свою истинную любовь — философию. Его идеалом был не святой, а мудрец. В своем энтузиазме он не видел предела будущему расширению человеческого понимания. «Природа вселенной не имеет силы, которая могла бы постоянно сопротивляться мужественному усилию интеллекта; она должна, наконец, открыться; она должна явить духу всю свою глубину и богатство».45 Но задолго до этой кульминации философия поймет, что реальный мир — это не тот мир, который мы осязаем или видим, а те отношения и закономерности, которые придают им порядок и благородство, те неписаные законы, которые движут солнцем и звездами и составляют безличный разум мира. Этой Абсолютной Идее или космическому Разуму философ присягает на верность; в ней он находит свое поклонение, свою свободу и спокойное удовлетворение.

4. Мораль, право и государство

В 1821 году Гегель выпустил еще одно крупное произведение — «Наброски философии права» («Grundlinien der Philosophie des Rechts»). Рехт-право — это величественное слово в Германии, охватывающее и мораль, и право как родственные опоры семьи, государства и цивилизации. Гегель рассмотрел все эти вопросы в магическом труде, оказавшем неизгладимое влияние на его народ.

Философу шел шестой десяток. Он привык к стабильности и комфорту, он стремился к какому-то правительственному посту;46 Он с готовностью поддался естественному возрастному консерватизму. К тому же политическая ситуация резко изменилась с тех пор, как он превозносил Францию и восхищался Наполеоном: Пруссия поднялась с оружием и яростью против Наполеона, бежавшего из России, сражалась под началом Блюхера и свергла узурпатора; теперь Пруссия восстановила себя на фридерианской основе победоносной армии и феодальной монархии как оплотов стабильности среди народа, доведенного ценой победы до отчаянной нищеты, социального беспорядка, надежд и страхов на революцию.

В 1816 году Якоб Фрис, занимавший в то время кафедру философии в Йенском университете, опубликовал трактат «О Германской конфедерации и политической конституции Германии», в котором изложил программу реформ, напугавшую немецкие правительства и вынудившую их принять суровые декреты Карлсбадского конгресса (1819). Фриз был уволен с профессорского поста и объявлен полицией вне закона.47

Половину предисловия своей книги Гегель посвятил обличению Фриса как опасного простака и осуждению как «квинтэссенции поверхностного мышления» мнения Фриса о том, что «в народе, управляемом подлинным общинным духом, жизнь для выполнения всех общественных дел исходила бы снизу, от самого народа». «Согласно подобному взгляду, — протестовал Гегель, — мир этики должен быть отдан на откуп субъективным случайностям мнений и капризам. Простым семейным средством, приписывающим чувствам труд… разума и рассудка, все хлопоты о рациональной проницательности и о знании, направляемом спекулятивным мышлением, конечно, будут спасены».48 Разгневанный профессор выплеснул свое презрение на уличных философов, которые конструируют идеальные состояния в любой вечер из радужных грез незрелости.49 В противовес такому выдаванию желаемого за действительное он провозгласил в качестве реалистической основы своей философии (как политической, так и метафизической) принцип, согласно которому «то, что рационально, является действительным, а то, что действительно, является рациональным».50 (Это то, что логика событий заставила его быть; то, что в данных обстоятельствах должно было быть). Либералы Германии осудили автора как временщика, «философского лауреата» реакционного правительства. Он продолжал.

Цивилизация нуждается как в морали, так и в законе, поскольку она означает жизнь гражданина (civis), а значит, в сообществе; а сообщество не сможет выжить, если не ограничит свободу, чтобы обеспечить защиту. Мораль должна быть общей связью, а не индивидуальным предпочтением. Свобода в рамках закона — это созидательная сила; свобода от закона невозможна по своей природе и разрушительна для общества, как в некоторых фазах Французской революции. Ограничения, налагаемые на свободу личности моралью обычаев — этическими суждениями, выработанными в процессе эволюции общества, — являются самыми древними и широкими, самыми прочными и далеко идущими мерами, принимаемыми им для своего продолжения и роста. Поскольку такие нормы передаются главным образом через семью, школу и церковь, эти институты являются основными для общества и представляют собой его жизненно важные органы.

Поэтому глупо допускать, чтобы семья создавалась в браке по любви. Сексуальное желание имеет свою биологическую мудрость для продолжения рода и сообщества; но оно не содержит социальной мудрости для поддержки пожизненного партнерства в управлении имуществом и детьми.51 Брак должен быть моногамным, а развод должен быть затруднен. Имущество семьи должно быть общим, но управлять им должен муж.52 «Женщина имеет свое основное предназначение в семье, и проникнуться преданностью семье — это ее этическая установка».53