Однако новый Макиавелли настаивал на том, чтобы сохранить за Францией венецианские острова в Адриатике — Корфу, Занте, Цефалонию. «Они, — писал Наполеон Директории 16 августа 1797 года, — имеют для нас большее значение, чем вся остальная Италия вместе взятая. Они жизненно важны для богатства и процветания нашей торговли. Если мы хотим эффективно уничтожить Англию, мы должны овладеть Египтом. Огромная Османская империя, гибнущая день ото дня, заставляет нас предвосхищать события и предпринимать своевременные шаги для сохранения нашей торговли в Леванте».59 Седобородые канцлеры мало чему могли научить этого двадцативосьмилетнего юношу.
Спокойно взяв на себя дипломатическую власть, он реорганизовал свои завоевания в Цизальпинскую республику с центром в Милане и Лигурийскую республику вокруг Генуи, обе управлялись туземными демократиями под французской защитой и властью. Затем, отомстив и отменив римское завоевание Цезарем Галлии, Маленький Капрал, усыпанный почестями и трофеями, вернулся в Париж, чтобы его договоры были ратифицированы преобразованной Директорией, которую он помог установить.
V. ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ПЕРЕВОРОТ 18-ГО ФРУКТИДОРА: 4 СЕНТЯБРЯ 1797 ГОДА
Это был уже не тот Париж, который он знал в дни 92-го и 93-го годов. С момента падения Робеспьера в 94-м году в столице вслед за деревней усилилась реакция — религиозная и политическая — против Революции. Католицизм, возглавляемый непокорными священниками, вновь овладевал народом, утратившим веру в земную замену сверхъестественных надежд и утешений, в таинства, обряды и торжественные праздники. Декади, или десятичный день отдыха, все больше игнорировался; христианское воскресенье безудержно соблюдалось и использовалось. Франция голосовала за Бога.
И для короля. В домах и салонах, в прессе и на улицах, даже в собраниях секций, где когда-то правили санкюлоты, мужчины и женщины сожалели о красавце Людовике XVI, находили оправдания недостаткам Бурбонов и спрашивали, может ли какое-либо другое правительство, кроме авторитетной монархии, принести порядок, безопасность, процветание и мир из хаоса, преступности, коррупции и войны, которые опустошали Францию? Вернувшиеся эмигранты собирались в таком количестве, что остроумцы называли их любимое парижское пурлье le petit Coblenz (от пристанища титулованных изгнанников в Германии); и там можно было услышать монархическую философию, которую проповедовали за границей Бональд и де Местр. Избирательные собрания, в подавляющем большинстве буржуазные, направляли в Совет древних и Совет пятисот все больше депутатов, готовых заигрывать с королевской властью, если она предложит имущественные гарантии. К 1797 году монархисты в Советах были достаточно сильны, чтобы избрать в Директорию маркиза де Бартелеми. Лазар Карно, директор с 1795 года, повернул вправо в ответ на пропаганду Бабёфа и с благодушием смотрел на религию как на прививку от коммунизма.
Убежденные республиканцы — Баррас, Ларевельер-Лепо и Ревель — почувствовали, что движение к монархизму ставит под угрозу их пребывание в должности и их жизнь, и решили рискнуть всем, совершив государственный переворот, который устранил бы их лидеров как в Советах, так и в Директории. Они обратились за народной поддержкой к радикальным якобинцам, которые скрывались в горькой безвестности во время консервативного возрождения. Они искали военной поддержки, обращаясь к Наполеону с просьбой прислать им из Италии генерала, способного организовать парижскую армию для защиты республики. Он был готов пойти им навстречу; возрождение Бурбонов сорвало бы его планы; нужно было сохранить дорогу для собственного восхождения к политической власти, а время для этого еще не пришло. Он отправил к ним крепкого Пьера Ожеро, ветерана многих кампаний. Ожеро пополнил часть войск Хоша; с ними 18 фруктидора он ворвался в законодательные палаты, арестовал 53 депутата, множество роялистских агентов, директоров Бартелеми и Карно. Карно бежал в Швейцарию; большинство остальных были высланы, чтобы потеть и чахнуть в южноамериканской Гвиане. На выборах 1797 года радикалы получили контроль над Советами; они добавили Мерлена из Дуэ и Жана-Батиста Трейльяра к победившим «триумвирам» и дали этой пересмотренной Директории почти абсолютную власть.60