Победа не была однозначной. Церковь потеряла свое богатство и политическую власть, но ее жизненно важные корни остались в преданности духовенства, нуждах и надеждах народа. Многие мужчины в больших городах отступили от веры, но почти все стали прихожанами на Рождество и Пасху, а в разгар революции (май 1793 года), когда священник нес освященную Святыню по парижской улице, все зрители (по словам очевидца) — «мужчины, женщины и дети — упали на колени в знак обожания».7 Даже скептики, должно быть, ощущали завораживающий эффект церемонии, неувядающую красоту сказки; и, возможно, они размышляли над «пари» Паскаля — что верить разумно, поскольку в конце концов верующий ничего не потеряет, а неверующий — все, если окажется неправ.
При Директории французская нация была разделена между народом, медленно возвращающимся к своей традиционной вере, и правительством, решившим установить с помощью закона и образования чисто светскую цивилизацию. 8 октября 1798 года очищенная и вновь радикальная Директория разослала всем учителям департаментских школ следующие инструкции:
Вы должны исключить из своего преподавания все, что относится к догмам или обрядам какой-либо религии или секты. Конституция, конечно, терпима к ним, но преподавание их не является частью общественного образования и никогда не сможет им стать. Конституция основана на общечеловеческой морали; и именно эта мораль всех времен, всех мест, всех религий — этот закон, выгравированный на скрижалях человеческой семьи, — именно он должен быть душой вашего преподавания, предметом ваших наставлений и связующим звеном ваших занятий, как он является связующим узлом общества.8
Здесь, как ясно сказано, стояла одна из самых трудных задач Революции, как и одна из трудных задач нашего времени: построить общественный порядок на основе системы морали, не зависящей от религиозных убеждений. Наполеон признал это предложение неосуществимым, Америка осталась верна ему до наших дней.
6. Образование. Таким образом, государство забрало у церкви контроль над школами и стремилось сделать их питомником интеллекта, морали и патриотизма. 21 апреля 1792 года Кондорсе, будучи председателем департамента народного просвещения, представил Законодательному собранию исторический доклад с призывом реорганизовать систему образования, чтобы «постоянно растущий прогресс просвещения мог открыть неисчерпаемый источник помощи нашим нуждам, средств для лечения наших недугов, средств для индивидуального счастья и общего процветания».9 Война отсрочила осуществление этого идеала, но 4 мая 1793 года Кондорсе вновь обратился к нему, хотя и на более узкой основе. «Страна, — говорил он, — имеет право воспитывать своих собственных детей; она не может доверить это доверие ни семейной гордости, ни предрассудкам отдельных людей….. Образование [должно быть] общим и равным для всех французов…. Мы накладываем на него печать великого характера, аналогичного природе нашего правительства и возвышенным доктринам нашей республики».10 Эта формулировка, казалось, заменяла одну форму индоктринации другой — националистической вместо католической; национализм должен был стать официальной религией. 28 октября 1793 года Конвенция постановила, что ни один церковный деятель не может быть назначен учителем в государственных школах. 19 декабря он провозгласил, что все начальные школы должны быть бесплатными, а их посещение стало обязательным для всех мальчиков. Девочки должны были получать образование от своих матерей, в монастырях или у воспитателей.
Реорганизация средних школ должна была дождаться мира, но уже 25 февраля 1794 года Конвенция приступила к созданию «Центральных школ», которые должны были стать департаментскими лицеями, или гимназиями, будущего. Были открыты специальные школы для шахт, общественных работ, астрономии, музыки, искусств и ремесел, а 28 сентября 1794 года начала свою престижную карьеру Политехническая школа. Французская академия была подавлена 8 августа 1793 года как прибежище старых реакционеров, но 25 октября 1795 года Конвент открыл Национальный институт Франции, в который должны были войти различные академии для поощрения и регулирования всех наук и искусств. Здесь собрались ученые и исследователи, которые продолжили интеллектуальные традиции Просвещения и придали долгосрочное значение походу Наполеона в Египет.