Век невинности

Неприятности оказались столь серьезными, что мистер Леттерблеяр сидел у себя в кабинете бледный, не зная, как начать распутывать этот клубок.

«В годы моей молодости случались подобные вещи, но этот случай — самый худший из всех. Все, кого мы с вами знаем, в большей или меньшей степени пострадают. А что станется с миссис Бьюфорт? И чем можно ей помочь? Мне также жаль миссис Мэнсон Мингот: в преклонном возрасте получить такой удар! Она ведь всегда верила в Бьюфорта? Кажется, они были в дружеских отношениях? А далласские родственные связи! Бедная миссис Бьюфорт состоит в родстве со всеми вами, Ньюлэнд! Единственный выход для нее — это оставить мужа. Но кто осмелится ей это предложить? Долг велит ей быть рядом с ним. К счастью или несчастью для себя, она всегда закрывала глаза на его любовные похождения».

Раздался стук в дверь и мистер Леттерблеяр, вздрогнув, поднял голову.

«Кто это может быть? Меня никто не должен беспокоить».

Клерк принес письмо для Ачера и поспешно вышел из кабинета. Узнав почерк своей жены, молодой человек вскрыл письмо и прочел:

«Не мог бы ты сегодня поскорее закончить дела и приехать? Вчера вечером у бабушки был сердечный приступ. Не понятно, каким образом, но ей удалось узнать раньше всех эти ужасные новости о том, что банк Бьюфорта лопнул. Дядя Ловелл отправился на охоту, а мысль о бесчестии заставила папу понервничать, у него поднялась температура, и он не выходит из комнаты. Ты так нужен маме, и я надеюсь, что ты сможешь поскорее уладить дела и поехать прямо к бабушке».

Ачер передал письмо своему старшему партнеру, и через несколько минут уже трясся в переполненном пассажирами дилижансе, направляясь на север города. На углу Четырнадцатой улицы и Пятой Авеню он пересел в один из омнибусов, чтобы продолжить свой путь. Было около двенадцать часов, когда это допотопное транспортное средство доставило его к дому старой Кэтрин. В окне гостиной, у которого обычно восседала в своей троне миссис Мэнсон Мингот, виднелся силуэт ее дочери, миссис Велланд, которая устало махнула рукой при виде Ачера. А в дверях его встретила Мэй. Весь холл имел какой-то нежилой вид. В домах, в которых есть больные, всегда царит неразбериха. Шали и меха свалили в общую кучу, саквояж и шуба врача лежали на столе, а рядом с ними — нераспечатанные письма и приглашения.

Мэй выглядела усталой, но улыбалась: доктор Бенком, который пришел во второй раз, был настроен более оптимистично. Кризис миновал, и жизни миссис Мингот больше ничего не угрожало. Члены ее семьи постепенно приходили в себя. Мэй провела Ачера в гостиную, в которой двери, открывавшиеся в спальню, на сей раз были затворены и занавешены желтой шелковой портьерой.

Здесь миссис Велланд сообщила ему зловещим шепотом подробности происшествия. Накануне вечером случилось нечто таинственное и ужасное. Около восьми часов, как только миссис Мингот закончила раскладывать традиционный вечерний пасьянс, в дверной колокольчик позвонили, и леди под такой густой вуалью, что ее не сразу узнали слуги, попросила миссис Мингот принять ее.

Лакей, услышав знакомый голос, распахнул дверь в гостиную и громко доложил:

«Миссис Джулиус Бьюфорт».

Затем он затворил дверь, пропустив даму в гостиную. Они, должно быть, пробыли вместе около часа, как сказал лакей. Когда миссис Мингот позвонила в колокольчик, миссис Бьюфорт уже успела ускользнуть, а пожилая леди, вся белая и трясущаяся, обмякшая в своем огромном кресле, попросила лакея отвести ее в спальню. Тогда она, несмотря на сильный стресс, который, по-видимому, пережила, еще вполне держалась на ногах. Служанка-мулатка уложила ее в постель, принесла, как обычно, чашку чая и, разложив вещи в кресле, вышла из спальни. Но в три часа ночи ее колокольчик зазвонил снова, и встревоженные слуги (старая Кэтрин обычно спала крепким сном младенца) поспешили узнать, что произошло. Они обнаружили свою хозяйку сидящей в кресле, среди подушек, с вымученной улыбкой на лице. Руки безвольно свисали с подлокотников.

К счастью, сердечный приступ она перенесла легко, и ей удавалось даже членораздельно произносить слова и давать указания. А после того, как доктор навестил ее первый раз, восстановилась работа лицевой мускулатуры. Но это был тревожный звонок, и всеобщему негодованию не было предела, когда по обрывкам фраз миссис Мингот удалось выяснить, что Реджина Бьюфорт приходила просить ее — невероятная наглость! — оказать поддержку ее мужу и не бросать их в трудную «минуту», как она выразилась. Фактически, Реджина Бьюфорт просила, чтобы семейство Минготов спасло их от «ужасного позора».

«Я так ей прямо и сказала: „В доме Мэнсон Мингот все знают, что такое честь и что такое честность“, — говорила старая Кэтрин своей дочери, едва ворочая языком, как и все частично парализованные люди. — А когда она сказала: „Но мое имя, тетушка, Реджина Даллас“, я ответила: „Теперь ты носишь имя Бьюфорта, который завешивал тебя драгоценностями, а теперь покрыл позором“.»