Век просвещения

обучение; умалчивал он и о том, как относятся к этому руководители медицинской корпорации, которые весьма неохотно допускали новых людей в свою среду. Юг часто нападал на дона Косме, которого он считал очень плохим коммерсантом.

Это gagne-petit, [29] человек, который не видит дальше собственного носа.

И хотя Виктор знал, какое отвращение испытывает София к складу и магазину, расположенному за стеной, он стал давать ей советы: как только она и брат достигнут совершеннолетия, они должны избавиться от душеприказчика и доверить защиту своих интересов человеку более толковому, способному придать широкий размах их торговой фирме. Он перечислял новые товары, продажа которых может принести сейчас крупные прибыли.

– Мне чудится, будто я слышу голос моего почтенного отца, царство ему небесное! – сказала София, желая положить конец наскучившему ей разговору, но она проговорила эти слова таким ненатуральным и фальшивым голосом, что уже по одной интонации можно было понять, сколько сарказма вложила девушка в эту фразу.

Виктор расхохотался, как это всегда бывало, когда у него внезапно менялось настроение, и начал рассказывать о своих путешествиях; он называл места, которые посетил, – Кампече, Мари-Галант, Доминика, – и было заметно, что вспоминает он о них с явным удовольствием. В этом человеке поражало странное соединение вульгарности и изысканности. В зависимости от того, какой оборот принимала беседа, он мог сразу же перейти от шумной говорливости южанина к необыкновенной сдержанности и немногословию. В нем, казалось, одновременно уживаются несколько разных людей. Говоря о покупке и продаже товаров, он жестикулировал, как рыночный меняла, и руки его напоминали чаши весов. А уже через минуту он мог погрузиться в чтение книги и сидел не шевелясь, упрямо сведя густые брови, почти не мигая, и его темные глаза так пристально смотрели на страницу, что, казалось, пронизывали ее. Если ему приходило в голову заняться стряпней, то делал он это не хуже заправского повара: схватив первый попавшийся лоскут, он сооружал из него колпак, балансировал шумовкой, поставив ее на лоб, и лихо барабанил пальцами по котелкам. Бывали дни, когда его крепкие руки походили на загребущие лапы скупца, у него была привычка, сжимая кулак, прикрывать большой палец остальными, – София находила, что это выдает его истинную сущность. А бывали дни, когда эти же руки казались удивительно легкими и изящными; излагая волновавшую его мысль, он словно поглаживал ее пальцами, как можно гладить висящий в воздухе шар.

– Я плебей, – любил он говорить с таким видом, будто называл свой титул.

Однако София заметила, что, когда они представляли шарады, француз охотнее всего изображал законодателей и трибунов древности, причем он исполнял их роли необыкновенно серьезно и торжественно, считая себя, должно быть, хорошим актером. Часто по его настоянию разыгрывали эпизоды из жизни Ликурга, человека, которым Виктор, по-видимому, особенно восхищался. Хотя Юг знал толк в торговле, хорошо разбирался в деятельности банков и страховых обществ и был опытным негоциантом, он стоял за раздел земли и имущества, за то, чтобы детей воспитывало государство, считал, что не должно быть крупных состояний, и предлагал по образцу Спарты чеканить монету из железа, чтобы никому не приходило в голову копить деньги. Однажды, когда Эстебан был в особенно веселом настроении и чувствовал себя совершенно здоровым, Виктор уговорил всех без долгих сборов устроить в доме праздник, чтобы торжественно отметить «возвращение к общепринятым часам трапез». Пир должен был начаться ровно в восемь часов вечера, и всем его участникам надо было добежать до столовой из различных комнат дома – наиболее удаленных от нее – за то время, пока звонарь на колокольне храма Святого Духа пробьет восемь раз. Тот, кто не успеет занять свое место, будет подвергнут различным наказаниям. Одежды для праздника решено было выбрать в шкафу, где хранились костюмы предков. Софии пришла фантазия нарядиться герцогиней, разоренной ростовщиками, и она принялась с помощью Росауры нарочно обтрепывать подол юбки. В комнате у Эстебана уже давно висело облачение епископа. Карлос надел мундир офицера флота, а Виктор остановился на судейской мантии.

– Elle me va tres bien [30], – объявил Юг, прежде чем отправиться на кухню, где он поджаривал лесных голубей ко второй перемене.

– Таким образом, у нас будут представлены знать, духовенство, флот и судейское сословие, – сказал Карлос.

– Не хватает только дипломатического корпуса, – заметила София.

И все, смеясь, решили поручить Оже роль полномочного посла королевства Абиссинии… Однако Ремихио, которого отправили за врачом, вернулся и сообщил ошеломительную новость: Оже рано утром ушел из гостиницы и больше туда не возвращался. А недавно в гостиницу явилась полиция с приказом обыскать его комнату и забрать все принадлежащие ему бумаги и книги.

– Не понимаю, – пробормотал Виктор. – Ничего не понимаю.

– Быть может, донесли, что он незаконно занимается медициной? – предположил Карлос.