Век просвещения

– Эта незаконная медицина исцеляет больных! – вне себя от гнева крикнул Эстебан.

Взволнованный, не похожий на себя, Виктор торопливо искал свою шляпу и никак не мог ее найти; потом он быстро вышел, чтобы разузнать толком, что же именно произошло.

– Впервые вижу его в таком волнении, – сказала София, вытирая платком виски, на которых выступили капельки пота.

Было невыносимо душно. Воздух, казалось, неподвижно застыл, занавеси не шевелились, цветы увяли, трава была как из жести. Листья на пальмах в патио отяжелели, чудилось, будто они выкованы из железа.

VII

Виктор возвратился в начале восьмого. Ему ничего не удалось узнать об Оже, но он предполагал, что тот арестован. А может быть, заранее предупрежденный о доносе, – в чем состояла сущность этого доноса, никто не знал, – мулат сумел найти на время дружеский приют. Но в одном сомнений не было: полиция обыскала комнату врача и забрала бумаги, книги и чемоданы с его личными вещами.

– Завтра видно будет, что можно предпринять, – сказал Юг.

И вдруг он заговорил совсем об иных вещах, о том, что он услыхал на улице: вечером на город должен налететь ураган. Об этом прямо было объявлено властями. На пристанях царило необыкновенное возбуждение. Моряки говорили о циклоне и принимали срочные меры для защиты своих кораблей. Жители запасались свечами и провизией. Повсюду заколачивали окна и обивали двери… Это известие мало встревожило Карлоса и Эстебана, но все же они отправились на поиски молотков, досок и брусьев. В эту пору года циклон – о нем неизменно говорили в единственном числе, потому что только один из циклонов обладал разрушительной силой, – не был неожиданностью для обитателей города. Все знали, что если на сей раз он, изменив свое направление, и минует их, то непременно обрушится на них в будущем году. Были только две возможности: либо он ринется прямо на город, снося кровли домов, разбивая церковные витражи, топя суда, либо пройдет стороною, опустошая окрестности. Жители острова смотрели на циклон как на грозную небесную стихию, которая рано или поздно настигнет их, – от нее не спастись. Каждая провинция, каждый город, каждое селенье хранили память о циклоне, словно предназначенном им судьбою. Можно было молить только об одном – чтобы ураган бушевал не слишком долго и был не слишком свиреп.

– Се sont de bien charmants pays [31], – ворчал Виктор, укрепляя ставни на одном из выходивших на улицу окон и вспоминая, что в Сен-Доменге тоже всякий год со страхом ожидали циклона…

Внезапно в воздухе поднялся смерч, и хлынул чудовищный ливень. Потоки воды отвесно падали на росшие в патио деревья, кустарники и цветы, падали с такой яростью, что комья земли летели из клумб.

– Началось, – сказал Виктор.

Глухой рокот накатывал, наполнял дом, и стон кровли, скрип ставен, звон оконных стекол сливался то с ровным, то с прерывистым шумом воды: она каскадом низвергалась с крыши, брызгами разлеталась в стороны, вырывалась из водосточных труб, со свистом всасывалась люками. Потом наступила короткая передышка, на улицах стало теперь еще более душно и еще более тихо, чем вечерами перед дождем. А затем хлынул второй ливень – как вторичное предупреждение, – он был еще неистовее первого; на этот раз его сопровождали бурные порывы ветра, ветер постепенно крепчал, натиск его усиливался. Виктор вышел в патио на галерею, по которой, не задерживаясь, проносились воздушные вихри, устремляясь дальше, вперед, – ураган этот возник далеко-далеко над Мексиканским заливом или Саргассо-вым морем и, крутясь вокруг собственной оси, все ускоряя свое движение, с неодолимой силой увлекал с собою волны воздуха. Виктор, по примеру моряков, попробовал на язык дождевые капли.

– Соленая. Морская вода. Pas de doute. [32]

Он только пожал плечами и возвратился в комнаты; как бы желая дать понять, что всем им предстоят нелегкие часы испытаний, он отправился за вином, стаканами и печеньем, а потом опустился в кресло, предварительно обложившись книгами. Возле ламп, которые при каждом порыве ветра грозили потухнуть, слуги поставили фонари и свечи.

– По-моему, ложиться не стоит, – сказал Виктор. – Какая-нибудь из дверей, чего доброго, не выдержит напора или оконная рама вылетит.