Век "Свободы" не слыхать. Записки ветерана холодной войны

После небольшого перерыва наконец стартовал и финальный заезд. Желающих задавать вопросы журналистов вновь собрали в актовом зале. Я не торопился лезть в первые ряды, во-первых, потому что хотел послушать, что будут спрашивать другие и как на их вопросы будет реагировать министр, а во-вторых, не хотел сразу огорошить министра этически и юридически довольно сложным вопросом. Наконец подошла и наша очередь. Услышав "Радио Свобода", и маршал и главком заулыбались, причем достаточно доброжелательно. Кстати, Евгений Иванович всегда сохранял веселое выражение лица. По-настоящему серьезным, без знакомой улыбки на лице я видел его только один раз, уже на должности секретаря Совета безопасности, незадолго до "октябрьского расстрела". Манхайму я позволил первым пролепетать что-то о российско-германских отношениях, а потом, на одном дыхании, ни разу даже не заикнувшись, попросил маршала Шапошникова дать мне четкую военно-юридическую формулировку так называемого "преступного приказа" и сказать, что он по этому поводу лично думает. (Если помните, в то время вокруг данного понятия довольно много дебатов было в отечественных СМИ.) К чести маршала, он довольно четко определил понятие "преступного приказа" как относящееся не к армии и воинским уставам, а к политическому словоблудию, добавив при этом, что для Вооруженных Сил данная концепция вообще неприемлема, так как подрывает основы единоначалия и дает возможность очень уж вольной трактовки любых приказов по нисходящей "командир - подчиненный". Было видно, что вопрос мой он нашел хоть и резковатым, но интересным, а я, в свою очередь, остался в полной мере удовлетворен услышанным от него ответом. Для нас, "свободовцев", даже было сделано исключение в виде возможности задать один дополнительный вопрос. Манхайм переключился на выясненные "немецко-русских" отношений с Шапошниковым, а я поинтересовался у главкома группы Бурлакова причинами дезертирства солдат, офицеров и прапорщиков из частей и соединений ЗГВ. Чуть позднее, уже после посещения Мальвинкеля, я даже получил "добро" Матвея Прокопьевича на интервью с заместителем военного прокурора группы войск, который довольно четко описал мне ситуацию с дезертирством в ЗГВ, не пытаясь сваливать все на чьи-то "происки" или там "классовую несознательность". Да! Проблема существует, и вызвана она различными факторами, равно как и сам общий рост преступности в группе. Один из таких факторов - немецкая марка. Войска выводятся не с казарменного положения. К политическим факторам я отнес события августа 91-го, с чем военный юрист не мог не согласиться. В свою очередь, он сказал, что объявлен месячный срок для тех, кто захочет вернуться, гарантирующий освобождение от наказания. Я согласился дать текст обращения в программе, но с определенными оговорками: никто никого агитировать за возвращение через трансляцию "Свободы" не будет. Военный прокурор согласился с тем, что вопрос возвращения - это личное дело и решение каждого из дезертиров. В общем, интервью получилось очень состоятельным по содержанию, без оголтелых нападок и ярлыков. Одним словом, мои журналистские контакты с ЗГВ становились все шире, но некоторый нежелательный перерыв в них внесло следующее событие, известную роль в котором сыграл мой давний и почти постоянный респондент Николай Столяров, к тому времени генерал и помощник министра обороны.

Это случилось в самый канун 1992 года. Сначала на радио "Свобода" (разумеется, по нелегальным каналам) пришло письмо из ЗГВ от группы офицеров-политработников и членов их семей. Я, признаться честно, отложил его в "долгий ящик", ибо "политрабочих" не особенно жаловал, соглашаясь со словами генерала армии Варенникова, что по теперешним временам "комиссарить на Руси стало проблематично", потому после "августовского путча" и полезли многие замполиты в первые ряды "ельцинских демократов". Да и те из "политруков", кто рванул за "полновесной маркой" из частей и соединений ЗГВ, были настолько, простите, "хитротрахнутыми", что ни расположения, ни уважения к себе не вызывали. Уж у этого-то "беженского контингента" какие-либо политические причины ухода отсутствовали начисто. Не так давно с одним таким как-то столкнулся. Так там на морде просто было написано, что Главвоенпрокуратура по нему не зря плачет. Но по тем временам тот случай оказался особым, с чем даже руководство Главной военной прокуратуры не могло не согласиться (встреча с Валентином Паничевым и Алексеем Смертиным у меня состоялась летом 92-го). Вскоре в январе пришло и второе письмо, а потом один из этих офицеров сумел прозвониться с частной немецкой квартиры на "Свободу" по контактному телефону, и меня соединили с ним. Тут-то все и прояснилось. Не буду даже сейчас называть его фамилию по этическим и другим соображениям, назову только звание - майор и национальность - украинец. Кстати, все остальные из этой группы, за исключением одного, оказались уроженцами Украины. Суть же проблемы состояла в следующем.