Век тревожности. Страхи, надежды, неврозы и поиски душевного покоя

Кроме того, не исключено, что тревожность как-то связана с этическими принципами и руководительскими способностями. Моя жена как-то размышляла вслух, чего бы лишило меня полное исцеление от тревожности и чего мое исцеление лишило бы ее.

«Ненавижу твою тревожность, – сказала она. – Я переживаю, когда она тебя мучает. Но вдруг с ней связаны какие-то хорошие качества, за которые я тебя люблю? Вдруг, – добралась она до главного, – избавившись от тревожности, ты превратишься в какого-то морального урода?»

Не исключено. Потому что вдруг именно тревожность обеспечивает мне осмотрительность и социальную чуткость, заставляющие прислушиваться к окружающим и делающие меня более уживчивым супругом. Кстати, у пилотов истребителей необычайно высок процент разводов[211] – возможно, это связано с низким уровнем их тревожности и, соответственно, низким базовым возбуждением вегетативной нервной системы, что в совокупности соотносится не только с тягой к приключениям (удовлетворяемой полетами на истребителе или романами на стороне), но и некоторой черствостью в межличностных отношениях, нехваткой чуткости к незаметным сигналам от партнера{390}. Тревожные люди, настороженно сканирующие окружающую обстановку, лучше адреналиновых наркоманов улавливают эмоции и социальные сигналы находящихся рядом.

Связь между тревожностью и нравственными качествами была замечена задолго до открытий современной науки и интуитивного предположения моей жены. Аврелий Августин считал страх полезным, поскольку он удерживает человека в нравственных рамках. (В аналогичном ключе высказывались о тревоге и стыдливом румянце Томас Берджесс и Чарльз Дарвин: страх нарушить нормы поведения помогает приматам и человеку вести себя «правильно», тем самым сохраняя социальную гармонию.) Философы-прагматики Чарльз Сандерс Пирс и Джон Дьюи полагали, что нежелание испытывать такие неприятные ощущения, как тревожность, стыд и чувство вины, служит внутренним психологическим стимулом вести себя в соответствии с нормами морали. Кроме того, психологические исследования преступников выявили у них низкий в среднем уровень тревожности и низкую реактивность миндалевидного тела. (IQ у преступников тоже, как правило, оказывалось ниже среднего).

В предыдущих главах я ссылался на проведенные за последние полвека сотни исследований приматов, так или иначе показывающие, что сочетание определенных генов с перенесенным даже в малых дозах стрессом в раннем возрасте может на всю оставшуюся жизнь обречь человека и других животных на тревожность и угнетенное состояние. Однако недавние эксперименты Стивена Суоми – руководителя лаборатории сравнительной этологии в Национальном институте здоровья – на резусах выявили, что с обезьянами, отлученными в детстве от тревожной матери и переданными на выращивание другой, не тревожной, происходит нечто потрясающее: в зрелом возрасте они оказываются более спокойными, чем их братья и сестры, и – интригующее открытие – нередко пробиваются в альфа-самцы стаи{391}. Это значит, что определенный уровень тревожности не только увеличивает вероятность прожить дольше, но при благоприятных условиях может даже вывести вас в лидеры.

Моя тревожность бывает невыносимой. Она доставляет мне немало страданий. Но, может быть, в каком-то смысле это дар или обратная сторона монеты, которую не надо торопиться разменивать. Может быть, моя тревожность связана с некими ценными нравственными качествами (какие-то, наверное, у меня найдутся). Кроме того, то же тревожное воображение, которое иногда заставляет меня сходить с ума от беспокойства, помогает строить запасные планы на случай непредвиденных обстоятельств и нежелательных последствий, тогда как у других, менее склонных перестраховываться, такого помощника нет. Мгновенная оценка социальной обстановки, неразрывно связанная с моим страхом аудитории, тоже полезна, поскольку помогает быстро оценить ситуацию, поладить с людьми и погасить конфликт.

И наконец, на каком-то примитивном эволюционном уровне моя тревожность может сохранять мне жизнь. У меня меньше, чем у вас, безрассудных храбрецов (пилотов истребителей и авантюристов с низким базовым возбуждением вегетативной нервной системы), вероятность погибнуть от несчастного случая в каком-нибудь экстремальном виде спорта или от шальной пули в мною же спровоцированной драке[212].