Век Вольтера

Человек почти везде является рабом. Из этого с необходимостью следует, что он низменен, эгоистичен, распущен, лишен чести; одним словом, ему присущи пороки того государства, членом которого он является. Везде его обманывают, поощряют в невежестве и не дают ему пользоваться разумом; конечно, он должен быть везде глуп, неразумен и порочен; везде он видит, как порок и преступление восхваляются и почитаются; он приходит к выводу, что порок — это благо, а добродетель — лишь бесполезное самопожертвование….Если бы правительства были просвещенными и серьезно занимались обучением и благосостоянием народа, если бы законы были справедливыми…не было бы необходимости искать в другой жизни финансовые химеры, которые всегда оказываются несостоятельными против разбушевавшихся страстей и реальных потребностей человека».144

Как остановить эту эксплуатацию? Первый шаг — отмена абсолютной монархии. «Абсолютная власть обязательно развращает сердце и разум того, кто ее держит».145…Власть короля всегда должна быть подчинена представителям народа; и эти представители должны постоянно зависеть от воли своих избирателей»;146 здесь содержится призыв к созыву судьбоносных Генеральных штатов 1789 года. Поскольку любое правительство черпает свои полномочия из согласия управляемых, «общество может в любой момент отозвать эти полномочия, если правительство перестанет представлять общую волю»;147 Здесь звучит голос Руссо и революции.

Но революции, иногда ценой огромных потерь, разрушают прошлое, чтобы восстановить его под другими словами и в другой форме.

Не с помощью опасных конвульсий, не с помощью конфликтов, цареубийств и бесполезных преступлений можно залечить раны нации. Эти жестокие средства всегда более жестоки, чем то зло, которое они призваны излечить…. Голос разума не является ни мятежным, ни кровожадным. Реформы, которые он предлагает, могут быть медленными, но поэтому тем лучше, что они запланированы.148

Люди несовершенны и не могут создавать совершенные государства; утопии — это химеры, «несовместимые с природой существа, чей слабый механизм подвержен сбоям, а пылкое воображение не всегда подчиняется руководству разума…. Совершенствование политики может быть лишь медленным плодом опыта веков».149 Прогресс — это не прямая линия, и он долгий; потребуется много поколений образования и экспериментов, чтобы выяснить причины и способы лечения социальных бед. Демократия — это идеал, возможный только в небольших государствах и при широком распространении народного разума; во Франции Людовика XVI она была бы неразумной. Возможно, этот новый король, такой добрый и благонамеренный, привлечет к реформированию государства великие таланты. Поэтому в итоге д'Ольбах довольствуется конституционной монархией и посвящает свою «Этократию» Людовику как «справедливому, человечному, благодетельному королю… отцу своего народа, защитнику бедных».150 В этой отчаянной надежде стареющий философ повесил оружие.

4. Д'Гольбах и его критики

Книга «Система природы» — самое тщательное и откровенное изложение материализма и атеизма во всей истории философии. Бесконечные колебания, противоречия и тонкости Вольтера, смутные энтузиасты и двусмысленные просветы Дидро, путаные опровержения Руссо Жан-Жаком сменяются здесь тщательной последовательностью идей и решительным изложением в стиле, иногда тяжеловесном, иногда цветистом, часто красноречивом, всегда прямом и ясном. И все же, понимая, что семьсот таких страниц слишком много для общего пищеварения, и стремясь охватить более широкую аудиторию, д'Ольбах изложил свои взгляды еще раз, в более простом форуме, в Le Bon Sens, ou idées opposées aux idées surnaturelles (1772). Редко какой писатель так усердно распространял столь непопулярные убеждения.

О том, что его услышали далеко не все, свидетельствует реакция Фридриха Великого на «Систему природы». Тот, кто так обхаживал философов и был превознесен как их покровитель и идеал, ополчился против них, увидев, что один из их лидеров нападает на абсолютную монархию, а также на христианство. Ему было выгодно, чтобы католические державы ослабили свое внутреннее единство в результате кампании против церкви; но то, что этот бунтарский экстаз осмелился теперь оскорблять не только королей, но и Бога, вызвало у него негодование, а возможно, и страх. То же перо, которое когда-то написало «Анти-Макиавель», теперь сочиняло «Рефутацию системы природы». Этот человек, д'Ольбах, зашел слишком далеко и слишком быстро. «Когда человек говорит на публике, — советовал Фредерик, — он должен учитывать деликатность суеверных ушей; он не должен никого шокировать; он должен подождать, пока время не станет достаточно просвещенным, чтобы позволить ему думать вслух».151