Век Зверева

— У индусов мы не были. Просидели полдня в аэропорту на ящиках. Ждали рейс в Катманду. А аэропорты везде одинаковы. Даже никого в чалме не увидели. Денег тогда карманных никто не предусматривал. Валюты у нас не было. Если бы, скажем, Зимаков достал из носка доллар-другой и обменял его, чтобы попить кока-колы в баре, это стало бы известно. Ничего бы страшного не произошло, но могли потом возникнуть проблемы, в следующий раз. Ну, у нас был нарзан в бутылках, сервелат, хлеб «Бородинский». Так мы день и коротали. Потом видим, бежит местный чиновник из посольства, ручонками машет. Появились грузчики и все добро потащили и покатили на летное поле. Мы еще порадовались, что таможенного досмотра нет, но оказалось, преждевременно порадовались. В Катманду вывернули чуть ли не швы на трусах. Все перетрясли, мешки развязывали, простукивали бочки с топливом. Ну, пришлось подарки делать. Это ритуал такой. Наконец выпустили нас на улицу. Там мужик местный — забыла, как звать, на вино похоже. А, Сидр! Сирдар. Добро наше осталось пока в порту, а нас повезли на трех машинах в город. Там вот действительно интересно. Туристов со всего мира сотни, тысячи торговцев сувенирами.

— Купила что-нибудь?

— Маленького Будду из бронзы.

— Сохранила?

— Нет. Украли. У меня квартиру обокрали как-то раз. Не помог божок.

— А что-то действительно красивое было там?

— Из полудрагоценных камней — украшения. Как сейчас вижу. Украшения резные. У них на окнах и дверях резные украшения из дерева. Накладки такие, узоры. Покупай и приколачивай декоративными гвоздиками. Потом марки очень красивые, значки всякие. Значки нам потом дарили. Это осталось. Значки плохие. Потом нас Сирдар отвез к себе в контору и накормил. Веселый такой мужик. И появились носильщики. Вроде бомжей наших. Есть профессиональные — шерпы. У них это родовое ремесло. А равнинные, портеры, — те вроде бомжей. Шерпы на равнине ничего не несут. Они только следят за караваном. И вот на следующий день четыре «джипа» со всем добром отправились к вертолетной стоянке. Почему нельзя было прямо из аэропорта перегрузить на вертолет, для нас осталось загадкой. Ну, чужая страна — потемки.

— Неинтересно ты рассказываешь.

— Не хочешь, не слушай. Кофе будешь еще?

— В меня не лезет. Ни пить, ни есть. Комок в горле, дрожь в членах. К тому же холодно.

— Спирту хочешь?

— А худо не станет?

— Не думаю.

Нина нацедила из армейской фляжки граммов семьдесят.

— Разводить будешь?

— Чуть-чуть сверху.

Горячий комок упал в желудок. Теплее не стало. Стало грустно.

— Так какая же фирма платит?

— Пока секрет. Потом очень большая кампания в прессе будет. На пике Коммунизма — вымпел одного из банков.

— Значит, все-таки банк.

— А может, и не банк.

— А звездно-полосатого слабо? За хорошие деньги?

— А черт его знает. Потом же и снять можно.

— А «потом» может и не быть.

— А потом груз полетел в Луклу. Следишь за сюжетом? Март месяц. Ледопад Бхумбу.

— Ледопад — это что?

— Скоро сам узнаешь. Ногами и руками прочувствуешь. И пузом, несомненно. Вот там красиво. Мы летели над невысокими хребтами, и белейшие вершины поднимались над ними. Леса. Таких зеленых лесов больше нет. А кое-где террасы возделаны. Свежие побеги. Это совсем другой зеленый цвет. И когда внезапно возникает аэродром, не хочется садиться. Хочется еще лететь.

— А высоко там аэродром?

— Нет. Меньше трех километров. Две восемьсот. Лукла находится как раз между Катманду и Эверестом, и выше Луклы уже ничего не растет. А в поселке — целая оранжерея. Тростник, сосна гималайская, береза. Все приземистое, широкое, не такое, как у нас. Ноздреватая кора. А самое главное впечатление на грани потрясения — дорога, идущая в глубь Гималаев. Я там просидела часа три. Ощущение какого-то транзита междувременного. И свою никчемность понимаешь беспредельную. В домиках газовые лампы, подобные примусам. Светляки такие. А ущелье, через которое идет дорога, сужается и вскоре раздваивается. Когда мы вышли из Луклы, думали, достаточно долго идти до реки. А оказалось — всего полчаса. И там мы остановились и сделали привал… Что-то ты совсем зеленый.

— Не представляю, как они пошли назад.

— На автопилоте.

— То есть как?

— А им так же дерьмово, как и тебе. Может быть, немного получше. Давай-ка, дружок, чтобы не чувствовал себя врагом народа, раскладывай бульонные кубики по десять штук. Потом клади в эти мешочки. Сделаешь, займешься галетами.

— А почему не нести все это в отдельном рюкзаке?

— Это мы проходили. Рюкзаки склонны падать в пропасть. А это НЗ. Будет у каждого.

— А сгущенки нельзя?

— Вообще-то, ее мало. Но тебе, для более легкой адаптации, сделаем.

Зверев выпил половину банки, и ему стало легче.

— Еще спирту?

— Нет. Не стоит.