Век

Вскоре после начала войны княгиня Сильвия предложила итальянскому правительству превратить ее дворец на улице Корсо в госпиталь для раненых солдат. Правительство, ощущавшее острую нехватку медицинских учреждений для лечения все возрастающего числа раненых, с готовностью приняло это предложение, тем более что княгиня сказала, что оборудует госпиталь за собственные деньги. Сто пятьдесят кроватей были привезены в старинное здание, из них сотню поместили в мраморной галерее. Тем временем княгиня обратилась к жительницам Рима с призывом записываться добровольно в сестры милосердия, чтобы помогать нанятым ею сестрам-профессионалкам. Результат был ободряющий: пятьдесят римлянок в возрасте от восемнадцати до шестидесяти лет соглашались на эту работу, и женщины из высшего света опоражнивали судна и мыли полы рядом с домохозяйками, секретаршами и ассистентками дантистов. Среди ужасающего беспорядка, непрофессионализма и коррупции, отличавших итальянскую военную систему, госпиталь княгини Сильвии был одним из немногих образцов чего-то, что работало на самом деле.

В один из первых дней ноября она сидела в вестибюле и вместе с тремя другими женщинами сматывала бинты, когда открылась парадная дверь и на пороге показался молодой офицер.

— Фаусто! — воскликнула княгиня, роняя бинт.

— Мама! — Он протянул к ней руки.

Она кинулась к сыну. Начались объятия, поцелуи, смех.

— Ты не ранен? С тобой все в порядке? — спросила Сильвия.

— Да, у меня все хорошо, только похудел немного. Командование дало мне месяц отпуска после моего героического побега из германского плена.

— Так ты был в плену?

— Да. Но они не могли удержать Фаусто Спада. Я убил десяток немцев голыми руками, украл аэроплан и перелетел через линию фронта, обретя свободу!

— Ты врешь.

— Да, совсем чуть-чуть. Это было интересно, позднее я расскажу тебе, что случилось. Как госпиталь?

Он ощутил запах дезинфицирующего раствора, подойдя к двери. Посмотрел на длинную галерею, где вдоль стен сейчас стояли кровати. Он вспомнил те многочисленные праздничные балы, что проходили когда-то в этой изысканной галерее, и зрелище раненых, часть из которых молча сидела на кровати, а другие спали, показалось ему гнетущим.

— Все кровати заняты, — сообщила ему мать. — И у нас еще есть список ожидающих места. Ох, Фаусто, сколько страданий вокруг! Сколько страданий!

Он посмотрел на мать — у той было изможденное лицо.

— А как ты? Ты-то в порядке? Ты выглядишь усталой.

— Да, я вымоталась. Но держусь.

— А как Тони?

— Он очень помогает нам. Он будет в восторге, когда узнает, что ты дома.

Фаусто глянул через плечо на стол, за которым сестры милосердия продолжали сматывать бинты, наблюдая за встречей матери и сына. Одна из них привлекла его внимание.

— Мамочка, — спросил он вкрадчиво, — кто эта сестра? Вон та, хорошенькая, слева?

Мать обернулась:

— О, это Нанда Монтекатини, дочь Паоло Монтекатини. Ты знаешь его, он ювелир. Очень милая девочка. Хочешь, чтобы я представила тебя ей?

— Я бы не возражал против этого.

— Знаешь, она еврейка. Или наполовину еврейка, по отцовской линии. Мать ее католичка.

— Ну и что? А я наполовину атеист по отцовской линии. Из нас выйдет интересная пара.

Сильвия подвела его к столу:

— Нанда, дорогая, это мой сын. Он просил представить его вам.

Фаусто поцеловал руку девушки, не отводя взгляда от ее темно-каштановых волос и больших карих глаз.

— С приездом, лейтенант, — сказала она.

— Спасибо, синьорита. — Он произнес лишь эти слова, но его мысли были ясно написаны на лице. Когда речь шла о женщинах, утонченность не входила в число достоинств Фаусто.

Мать повела его по галерее, и раненые провожали их глазами. Смерть витала в этой старинной галерее: Фаусто почти физически ощущал ее. Люди с ампутированными конечностями, жертвы газовых атак; он увидел человека, у которого часть лица была просто снесена осколком снаряда, и его единственный глаз — островок мучительно страдающего разума в море бинтов — смотрел на Фаусто с завистью, горечью и болью… Проходя мимо кроватей, княгиня Сильвия говорила несколько слов каждому из раненых, однако многие из них были слишком слабы или подавлены, чтобы ответить ей.

— Вот это американец, — шепнула сыну княгиня. — Он добровольно вызвался водить армейскую санитарную машину и в прошлом месяце был отравлен газами. Потерял зрение, но мы считаем, что он сможет его восстановить. Тони приходит сюда каждый день, беседует с ним и молится за него. Его зовут Джонсон. — Она подошла к кровати, наклонясь над молодым человеком с забинтованными глазами.

— Мистер Джонсон, — обратилась к нему по-английски княгиня Сильвия, — это брат Тони. Вы не хотите поговорить с ним? — Сильвия сделала знак Фаусто, и тот подошел к ней.

— Мистер Джонсон живет в Нью-Йорке.

— У меня в Нью-Йорке есть двоюродные сестры и брат, — сказал Фаусто. Белокурый юноша приподнял свою руку. Фаусто решил, что тот хочет пожать ему руку, но мать сказала:

— Он хочет потрогать твое лицо.

Фаусто наклонился, и пальцы Джонсона дотронулись до его глаз, носа, рта.

— Вы должны быть похожи на отца Спада, — наконец произнес он.