Все медицинские открытия в той или иной степени являются вопросами здравоохранения, и здесь можно было бы обсудить множество других достижений. Одним из таких достижений стало использование анестетиков, впервые открытых в 1840-х гг., другим – успешное применение кесарева сечения: в начале века эта операция была средством, к которому прибегали в последнюю очередь, потому что практически во всех случаях приводила к серьезной кровопотере и смерти матери. Куда чаще врачи начала XIX в. для спасения жизни роженицы предпочитали фетальную краниотомию – разрушение черепа новорожденного и извлечение частей плода через влагалище. Одним из очень редких случаев, когда удалось спасти жизнь и матери, и ребенка, стала операция, выполненная около 1820 г. в Южной Африке британским военным врачом, доктором Джеймсом Барри, который, как выяснилось после смерти, оказался женщиной, всю жизнь притворявшейся мужчиной. С 1880-х гг., однако, операцию стали проводить более регулярно, и в большинстве случаев это сулило положительный исход и для матери, и для ребенка. В течение XIX в. ожидаемая продолжительность жизни при рождении росла по всей Европе – примерно с 30 лет до почти 50, – так что вышеупомянутые изменения действительно повлияли на жизнь многих людей. В XIX в. на Западе обнаружили причины большинства заболеваний, а также, во многих случаях, способы их профилактики, лечения и ограничения распространения.
Фотография
Недавно у меня брали интервью о Средневековье для телевизионной программы. Вскоре после этого мне позвонила редактор и спросила, где найти изображения одной из исторических личностей, которую я упомянул. Когда я ответил, что их не существует, она сказала, что в этом случае все упоминания о нем придется убрать. Этот маленький эпизод очень хорошо показывает, насколько наше коллективное понимание прошлого – и наши знания в целом – зависят от визуальных источников.
Исторические изображения подчиняются строгой иерархии: наша способность понимать прошлое тесно связана с количеством, разнообразием и диапазоном сохранившихся изображений. Нам намного легче представить себе людей XVI в., чем, скажем, XIV, потому что мы видим их лица на портретах. XVIII в. еще более узнаваем, потому что мы видим не только портреты, но и уличные сцены, и интерьеры. Но из всех доступных исторических изображений наибольший вес имеют фотографии. Одна из главных причин, по которой Первая мировая война значит для современной публики намного больше, чем наполеоновские войны, – то, что нам доступны фотографии, где запечатлены грязь, окопы и улыбающиеся солдаты по дороге на фронт. Нам знакомы и изображения усеянных трупами полей сражений. Когда мы видим цветную фотографию Первой мировой войны, например автохромную фотографию Поля Кастельнау, изображающую французского солдата в синей форме, осторожно выглядывающего из окопа, ее реализм поражает нас намного больше, чем рисованные или гравированные изображения похожих сцен в более ранних сражениях.