Века перемен. События, люди, явления: какому столетию досталось больше всего?

Один аспект изменений, который мы еще не обсудили, – увеличение свободного времени. Лишь когда люди перестают отчаянно бороться за то, чтобы прокормить и одеть семью, у них появляется время, чтобы заняться играми или хобби. В конце XIX в. подушный доход в Великобритании вдруг резко вырос. Мужчины и женщины все чаще брали выходные, чтобы посмотреть или поиграть в спортивные игры днем или сходить в театр, мюзик-холл, на классический концерт или в оперу вечером. Они читали романы, играли на фортепиано и даже ездили в отпуска, в том числе и заграничные. Если вы когда-нибудь задавались вопросами, почему многие популярнейшие командные игры – футбол, регби, крикет – изобрели в Великобритании, то дело здесь не только и не столько в том, что Лондон управлял немалой частью мира, а в том, что британские рабочие стали первыми, у кого появилось достаточно свободного времени, чтобы ездить в другие города и регулярно играть с другими командами. К 1900 г. рабочие и во многих других странах Запада имели достаточно времени и денег, чтобы отложить инструменты и начать гонять мяч. Если вспомнить предыдущие века, когда люди регулярно страдали от голода, это само по себе впечатляет.

Главный агент изменений

В XIX в. выбрать главного агента изменений сложнее, чем в любом другом. В результате активных обсуждений в последние несколько лет я составил список из десяти имен: Александр Белл, Луи Дагерр, Чарлз Дарвин, Томас Эдисон, Майкл Фарадей, Зигмунд Фрейд, Роберт Кох, Карл Маркс, Джеймс Клерк Максвелл и Луи Пастер. Большинство людей вспоминают знаменитые пары соперников: изобретателей (Белл против Эдисона), ученых-медиков (Кох против Пастера), физиков (Максвелл против Фарадея). При упоминании имени Дарвина я часто слышу в ответ, что Альфред Рассел Уоллес выдвигал похожие идеи об эволюции, и Дарвина мы лучше помним только потому, что его книга «О происхождении видов» (1859) стала отправной точкой для дискуссий о религии, науке и эволюции. У Дагерра тоже есть сильный соперник – Фокс Тальбот, чей вклад в развитие фотографии, возможно, стал даже более важным. Влиятельных мыслителей в XIX в. было столько, что дискуссии о том, кто же является наиболее важным из них, приобрели довольно оживленный характер – вплоть до криков и стука кулаком по столу.

По моему мнению, два самых достойных кандидата – это Чарлз Дарвин и Карл Маркс. Дарвина я рассматриваю в первую очередь из-за его связи с вопросами веры. Как мы уже говорили в главе о XVI в., во что бы вы ни верили, вы верите во что-то – будь то творческие силы Бога или эволюция живых существ благодаря случайной химической реакции в «первичном бульоне». Но есть фундаментальная разница между верой в то, что ваше существование – следствие Божьей воли, и в то, что это результат естественного развития вещей, никак не направляемого духовными силами. Вы можете молиться Создателю, а вот случайному скоплению химических веществ в «первичном бульоне» молиться не получится. Вы можете верить, что Создатель требует послушания и поклонения, а вот силы эволюции этого не требуют. Если признать, что Дарвин сделал больше, чем кто бы то ни было, чтобы уничтожить веру в то, что можно повлиять на материальный мир, молясь некоей духовной силе, то мы должны отдать ему главную роль в социальной перемене, которая, несомненно, стала одной из самых значительных в истории. Но его заслуги в данном вопросе сомнительны. Уже в 1850 г., за девять лет до издания «О происхождении видов», лишь 40 процентов англичан ходили в церковь. Более того, читатели были достаточно искушены в своем понимании Библии, чтобы осознавать, что явно некорректная история сотворения мира, изложенная в Книге Бытия, не делает автоматически неверными все остальные книги, особенно Новый Завет. Таким образом, Дарвин повлиял на религию примерно в такой же степени, как и врачи в XVII в. Если вам стало лучше от лекарства, а не от чуда, это вовсе не означает, что Бог в этом никак не поучаствовал. А вопрос, видите ли вы руку Бога в медицине или естественном отборе, сводится к личной системе верований, намного более сложной, чем согласие с какой-то одной научной теорией.