Регистрация была лишь вершиной айсберга. В Англии государство стало требовать колоссального количества письменных материалов. Каждый графский суд обязан был вести протоколы своих ежеквартальных заседаний. Церковные суды обязали вести реестр завещаний, а также хранить копии миллионов завещаний, описей имущества и отчетов, на которых основывали свои решения. Церковь экзаменовала и лицензировала школьных учителей, хирургов, врачей и акушерок. С 1552 г. чиновники стали выдавать лицензии трактирщикам и рестораторам.
В каждом приходе от дорожников теперь требовали вести учет денег, собранных и потраченных на ремонт дорог. Церковные старосты вели учет приходских средств, а попечители – учет выданной милостыни. Организаторы местного ополчения записывали людей, прошедших курс военной подготовки, и вели учет налогов, взимаемых с поселений на оплату этой подготовки и военных припасов.Государство отказалось от средневековых архивных свитков и сформировало отдельные департаменты для работы с разными аспектами управления страной. К концу века эти департаменты начали собирать статистику, оценивая такие параметры, как количество жертв каждой эпидемии чумы или количество гостиниц и трактиров, работающих в каждом графстве, а также централизованно учитывать все индивидуальные налоги. А еще правительство мешало публикации определенных книг. Книгопечатание вне Лондона разрешалось только в двух университетских издательствах, а все их публикации нужно было регистрировать в Почтенной компании торговцев канцелярскими принадлежностями в столице, так что официальные лица могли следить за всем, что выходило в печати, и запрещать любую литературу, противоречившую их интересам. Участие государства и в контроле над новой литературной культурой, и в слежке за населением благодаря этой культуре стало беспрецедентным явлением. Сегодня мы принимаем такое вмешательство как должное, но переход от фактического отсутствия записей о подданных в 1500 г. к подробному государственному наблюдению в 1600 г. стал огромным скачком.
Еще одним менее очевидным социальным последствием распространения печатных книг на родном языке стало изменение положения женщин в обществе. В Средние века очень немногих девочек учили читать. Даже если женщина умела писать, она знала, что подавляющим большинством ее читателей будут мужчины, и, если им не понравится написанное, они смогут легко заставить ее замолчать, уничтожив рукописи. Книгопечатание покончило с этим: если книга выходила достаточным тиражом, то полностью уничтожить его было практически невозможно. Кроме того, книгам все равно, кто их читает: многие учителя, конечно, даже не задумывались о том, чтобы брать девочек в обучение, но вот книга может оказаться в руках как у мужчины, так и у женщины. Умные женщины быстро поняли, что могут учиться по книгам с таким же успехом, как и мужчины.
Более того, у женщин был еще и совершенно конкретный повод научиться читать. В течение столетий им твердили, что они с юридической, биологической, духовной и социальной точек зрения стоят ниже мужчин, а причина этому – яблоко, которое Ева предложила Адаму в Эдемском саду. Теперь же, когда появилась возможность научиться читать самостоятельно, они могли сами истолковать для себя библейскую историю и сформировать собственные взгляды на неравенство полов. Более того, они могли выразить эти взгляды в печати, будучи уверенными, что их слова прочитают другие грамотные женщины. Соответственно, не стоит удивляться, что в Англии, где доля грамотных мужчин за век увеличилась более чем вдвое, примерно с 10 до 25 процентов, доля грамотных женщин увеличилась еще значительнее: менее чем с 1 до 10 процентов[77].