Вековые конфликты

Весной 1610 года под руководством Сюлли формировался артиллерийский парк для невиданной по тем масштабам, более чем 200-тысячной армии: полки подтягивались к границам Южных Нидерландов и испанских владений в Северной Италии. На вопрос испанского посла, против кого направлены французские вооружения, Генрих IV ответил почти неприкрытым вызовом5. Устранение Генриха IV, готовившегося к войне с Габсбургами, отвечало важнейшим интересам контрреформации, собиравшейся вновь разжечь вековой конфликт. «Я возношу хвалу богу, - писал один из министров эрцгерцогу Альберту, правителю испанских Нидерландов, - увидев Ваше высочество освобожденным от столь могущественного соседа… Особенно можно узреть провидение бога, который в подобных трудных положениях часто помогал светлейшему Австрийскому дому»6. Намек был достаточно прозрачным. Убийства Колиньи, Вильгельма Оранского, Генриха III были еще свежи в памяти.

Конец непристойности

Попытки решения вековых конфликтов военным путем (с помощью длительных войн) усиливали значение идеологического фактора. Ведь войны прежде всего вовлекали народ в непосредственное соприкосновение с реальностями внешней политики, и это вызывало и усиление идеологического воздействия на массы как активных участников конфликта. Относительное военное равновесие сил требовало усиленной идеологической обработки населения, чтобы сохранять его готовность поддерживать участие страны в военном конфликте, поглощавшем все больше человеческих жертв и материальных ресурсов.

Атмосфера векового конфликта способствовала вызреванию в рамках консервативного лагеря самых реакционных утопий. Так, Пий IV заговаривал о возвращении к временам Григория VII (XI в.) и Иннокентия III (XIII в.) - расцвета могущества римского престола. В Риме мечтали о возобновлении крестовых походов1. Другой пример, относящийся к 80-м годам XVI в. Глава британской провинции иезуитов Роберт Парсонс составил план будущего государственного устройства Англии после победы над ересью. Парламент сохранялся, но члены палаты общин должны были… назначаться католическими епископами. Те же, кому были не по нраву подобные порядки, должны были иметь дело с инквизицией. Впрочем, такие планы обычно держали про себя. Но и то, о чем говорилось и писалось открыто, было достаточно красноречивым. Так, в 1594 году за границами Англии вышло инспирированное Парсонсом анонимное сочинение «Обсуждение будущего престолонаследия», в котором при оценке прав возможных преемников Елизаветы прямо указывалось, что политическая лояльность католиков должна быть подчинена планам Рима и контролироваться через посредство ордена иезуитов2.

В эпоху Возрождения менялись средневековые критерии справедливой и несправедливой войн. Для прогрессивных мыслителей, исходивших из интересов нарождающихся национальных государств, характерно проведение различия между этими двумя видами войн. Поборники же католической контрреформации цеплялись за старые разграничения и в связи с этим оправдывали вселенские притязания Рима и стремление Габсбургов к европейской гегемонии. В 1583 году ссылками на эти разграничения иезуиты убеждали Филиппа II в нравственной оправданности и законности их проекта испанского завоевания… Китая!3

В 80-е годы XVI в. видный идеолог контрреформации Джованни Ботеро, говоря о наступательных действиях в войне, доказывал, что такие действия - лучшая возможность для расширения государства, особенно в войне против турок. Но одновременно Ботеро полагал, что «военные предприятия - самое действенное средство занять народ… Мудрый государь может успокоить возмущенный народ, если поведет его на войну против внешнего врага»4.

В средние века понятие Европы вряд ли включало что-либо, за исключением его чисто географического значения, к тому же достаточно неопределенного. Понятие христианского мира не имело четко выраженных географических рамок, поскольку в него включали помимо христианских государств христианские общины и христиан за их границами, страны, некогда входившие в состав Римской империи. Однако постепенно, по мере того как вследствие продвижения турок пределы христианских стран все более ограничивались рамками Европы, это понятие становилось тождественным понятию христианского мира, часто встречавшемуся в политической литературе. Вместе с тем Европа фигурировала здесь еще в религиозном наряде, и это сразу сказалось во время противоборства католичества и протестантизма. Трубадуры консервативного лагеря нередко отождествляли его идеологические цели, облеченные в религиозные одеяния, со всеобщими законами морали и лицемерно отвергали на этом основании требование подчинять политику государственным интересам5.