Вексель судьбы. Книга 2

“Ну а раз так - то наш мир действительно глуп и примитивен. Все заманки и фетиши мира созданы человеческими глупостями по очень простым лекалам. Во имя них люди тратят время, силы, убиваются, совершают преступления - и ради чего? Самое ценное в жизни - внутренний покой и тишина, которые позволяют всё понять и легко найти выход из любой ситуации. Правда, выход этот будет связан со всё той же тишиной, однако в подобной метаморфозе нет ни малейшей глупости, поскольку глупо, напротив, не разделять вечное и суетное, не понимая элементарной логики мира, пребывающего, в отличие от нас, в совершенной вечности, которая не нуждается в доказательствах своего права существовать…”

В какой-то момент почувствовав, что с продолжением подобных философствований он вскоре может сойти с ума, Алексей решил поправить настрой путём “возврата в реальность”. Для этого в его жилище имелся телевизор, которым он не пользовался уже более двух недель,- теперь настало время его включить и заставлять себя ежедневно просматривать несколько новостных программ и хотя бы один фильм с современным сюжетом.

Заумных мыслей и вправду стало приходить меньше, хотя вместо удовольствия или хотя бы нейтральных впечатлений от просмотра телепередач Алексей почти всякий раз получал порцию эмоций откровенно отрицательных. В конце концов, он решил покончить с “ящичком”, как почему-то все кругом называли эту светящуюся плоскую панель, и уже был готов навсегда выключить его из розетки, как вдруг в анонсе программ увидал прямую трансляцию “Нормы” из миланской Ла Скала. Устоять против подобного соблазна Алексей, разумеется, не мог, и чуду радиотехники было позволено ещё немного поработать.

Алексей немного ошибся со временем и явился к трансляции уже во время первого акта, не имея возможности ознакомиться с составом солистов. Поэтому невозможно передать его изумление, когда он увидел на сцене Марию, выступающую в заглавной партии.

Он застал её в момент выхода к жертвеннику в храме друидов, и как только оркестр заиграл небесную мелодию каватины, то вздрогнул от предчувствия провала и позора - поскольку не мог предположить, что Мария, совсем лишь недавно вступившая на оперные подмостки, сумеет исполнить эту сложнейшую и доступную лишь единицам вещь без фальши и помех.

Однако на его глазах вершилось подлинное чудо - Мария пела идеально, легко и свободно, её серебряный голос буквально преображал и обожествлял знакомую до последней ноту мелодию. “Господи, что она творит, как она смогла! Просто невероятно! Непостижимый, неповторимый успех!!”

Не скрывая своего восхищения, Алексей ни единой мыслью не вспомнил, каким образом и чьими усилиями Мария сумела выбраться из прозябания и безвестности, в сказочно короткий срок поднявшись до мировых высот,- на фоне абсолютного триумфа, вершащегося на его глазах, вспоминать о своих прошлых заслугах было не просто неуместно, но даже оскорбительно. Единственное, о чём Алексей успел подумать по поводу объединяющего их прошлого,- так это о том, что без неизбежного и, конечно же, трагичного расставания у Марии, возможно, не нашлось бы, не оказалось бы сил и страсти, чтобы возродиться для новой жизни. Ибо сколько же сил и страсти потребовалось, чтобы практически без денег и связей, полагаясь лишь на волю и талант, за считанные месяцы суметь взять эту умопомрачительную, непостижимую высоту!

Не отрываясь от экрана, Алексей наслаждался её совершенным бельканто, подлинный диапазон которого даже он, проведший с нею рядом почти три месяца, так и не сумел распознать и по достоинству оценить. Но всегда лучше что-то сделать поздно, чем никогда. Он был абсолютно счастлив, наблюдая за великолепным дебютом своей бывшей возлюбленной, и точно зная наперёд, какой всемирный успех незамедлительно последует после этой премьеры, нисколько не ревновал. Он искренне желал для Марии славы и счастья, при этом никоим образом не отождествляя этого счастья с собой.

Однако в момент, когда телеоператор показал глаза Марии крупным планом, и вслед за “Tempra, o Diva! [“Укрепи, Богиня!” (итал.) - слова второго куплета каватины Нормы]” в них неожиданно блеснула слеза, Алексей вдруг почувствовал, что вопреки либретто Мария просит небеса не о даровании друидам победы над римлянами, а о нём, пропавшем и заблудшем - а может, просто заблудившемся?- своём Алексее Гурилёве. Эта мысль, как наваждение, обожгла Алексея надеждой на то, что по непостижимой милости судьбы и в его жизни отныне возможна ещё одна перемена…

“Она ведь отлично знает, что я ни за что не пропущу подобную премьеру, и потому уверена, что если я жив, то обязательно её увижу и услышу эту её мольбу… Сколько раз я заглядывал в её глаза, знаю и помню каждое их движение… Да, да, это не может быть ошибкой - она поёт для меня, она хочет сообщить мне, что не всё потеряно, хочет позвать меня к себе…”