"Вексель Судьбы" (книга первая)

С восторгом и трепетом Алексей ступил на знакомые с детства камни Тверского бульвара, направляясь к Страстной, чтобы оттуда живыми глазами увидеть не менее любимую им Тверскую. Немало удивившись переезду памятника Пушкину на противоположную сторону Тверской и заставив своих спутников непременно зайти в Елисеевский гастроном, он увлёк их далее в сторону Моховой и Кремля. По пути было отмечено отсутствие сгинувшей без следа Филипповской булочной. Хорошо знакомое по прошлым времена общежитие Коминтерна в гостинице "Люкс", где он когда-то одалживал у Мориса Тореза книжку Сартра, ныне стояло полуразобранным и затянутым строительной сеткой; также было выявлено, что на площади, где раньше находились Первый книжный магазин, ресторан "Арагви" и снесённый незадолго до войны обелиск в честь революционной свободы, теперь возвышается державный монумент князю-москвичу. Неподражаемый Дом связи, Центральный телеграф, пребывал на старом месте, однако в окружении многочисленных зданий и рекламных щитов более не имел прежней основательности и коренастости. А вот проезд Художественного театра, в котором прежде располагалось множество писательских квартир, в одной из которых -- у поэта и бывшего футуриста Асеева -- он не раз бывал в гостях вместе с родителями, сразу же порадовал неизменностью вида и запретом на движение машин.

Проходя по столь же несильно изменившейся Большой Дмитровке, Алексей не мог не задержать внимание на облепленном афишами здании театра оперетты, в котором когда-то, в незапамятные дореволюционные сезоны, выступала в опере Зимина мама его фиалкоокой Елены. Заглянув ради интереса в вестибюль станции метрополитена "Охотный ряд", сохранивший достаточно много из довоенного декора и внутреннего устройства, и затем свернув на Театральную площадь, он пожалел, что из ниш метрохолла куда-то исчезли гипсовые атлеты, когда-то служившие едва ли не главной приметой этой части уличного пространства.

Зато сама Театральная площадь порадовала прежней открытостью и классичностью форм, незримо стягивающихся к зданию Большого театра и затем экстравагантно разрываемых готическим модерном ЦУМовского дома. Однако отсутствие трамваев с их уютной неторопливостью явно пошло площади во вред, и бесконечный поток машин, отныне непрерывным потоком протекающий через неё, необратимо свидетельствовал о новых временах. Деревья в сквере напротив Большого то ли подросли, то ли были заменены на новые, а на месте многоярусной клумбы, на вершину которой с наступлением тёплых дней в прежние дни выставляли кадушку с пальмой из театральной оранжереи, теперь вовсю бил фонтан.

На соответствующую реплику Алексея Борис со знанием дела ответил, что фонтан у Большого был сооружён сразу же после войны и что на его отделку пошёл особый шведский гранит, привезённый гитлеровцами для памятника свой несостоявшейся победе. Однако на намерение Алексея подойти поближе и потрогать этот легендарный гранит рукой Борис усталым и равнодушным голосом всезнающего гида проинформировал, что несколько лет назад фонтан разобрали и полностью заменили.

-- Но гранит, конечно же, должны были сохранить! -- безапелляционно возразил ему Петрович.

-- Увы.

-- А что же с ним случилось?

-- Его украли.

-- Как?

-- Обыкновенно, -- примиряющим тоном ответил Борис. -- Только, ради бога, не удивляйтесь, это ещё не самый худший вариант. Всё-таки новый фонтан и смотрится неплохо, и даже работает...

Затем они поднялись к Лубянской площади, красочно декорированной ко Дню Победы. Петрович замедлил ход и молча обвел взглядом группу высоких зданий с её противоположной стороны, за разностильностью фасадов которых неуловимо угадывалась общность архитектурного замысла и подчеркнутая закрытость от шумливой уличной суеты.

-- Да, разрослось наше гнездо, -- произнёс Петрович, остановившись и немного помолчав. -- Нас когда-то здесь было куда меньше. Но отчего-то фонтаны тогда не крали.

-- Не только не крали, но даже и помыслить о подобном не могли!

Пройдя по Большой Лубянке до начала Кузнецкого моста, Алексей обратил внимание Бориса на здание бывшего Наркомата иностранных дел, перед входом в который с неизменной гримасой на лице в нелепом возбуждении стоял на полусогнутых ногах бронзовый дипломат Воровский. Глядя на памятник, Борис попытался сморозить что-то умное о непостоянстве канонов красоты и мужественности.

-- Зато есть постоянство борьбы с радикулитом! -- удачно пошутил Алексей под всеобщий одобрительный смех. -- Хотя если серьёзно, то именно в этом здании я когда-то представлял свою будущую работу. И здесь же трудился мой отец. Отсюда, надо полагать, он отбыл в свою последнюю командировку. Наверное, из вон того подъезда, как обычно, выходил...

Но вместо того, чтобы свернуть и подойти к подъезду поближе, Алексей молча двинулся по улице вверх, остановившись напротив бывшего сорокового гастронома.

-- Интересно, кафетерий и буфет с разливным пивом там остались? -- спросил он у Бориса.

-- Сколько живу -- не помню. Хотя, когда был школьником, бегал туда пить молочные коктейли.