"Вексель Судьбы" (книга первая)

-- Я предлагаю, -- воодушевлёно подхватил Борис, решительно поднявшись со своего кресла, -- впервые в человеческой истории в основу социальной революции положить настоящую, высокую культуру. Раньше подобное было невозможно хотя бы потому, что миллионы людей, которые вынуждены были пахать землю и заниматься тяжёлым и грязным трудом, объективно не имели доступа к культуре. Но сегодня мы вовсю приближаемся к новому миру, в котором этого привычного труда не останется, всё будут делать машины, роботы, компьютеры. Технический прогресс сегодня уже вовсю выталкивает людей в области, где нужно работать головой, мечтать, думать о великих вещах, о Вселенной, о Боге... Но вместо того, чтобы впервые со времен изгнания Адама дать людям возможность заниматься подобными прекрасными вещами, приближаясь к Творцу, нынешние хозяева жизни делают всё, чтобы превратить людей в дебилов.

Борис остановился на секунду, вытер ладонью пот со лба и продолжил:

-- Самое страшное сегодня состоит в том, что эти негодяи убивают в людях саму возможность преображения. Раньше человек мог, оказавшись даже в самой жуткой ситуации, оставаться внутри самим собой... например, рабом в каменоломне распевать про себя Stabat Mater или читать сонеты Петрарки. Сегодня в каменоломнях работают в основном машины, а высвободившихся людей распределяют по каким-то бесконечным ячейкам, офисам, точкам сервиса, подчиняют всевозможным регламентам, кодируют, оскопляют, лишают возможности самостоятельно думать. Школьные программы переделывают в расчёте на дебилов, в вузах учат, в лучшем случае, функциональному ремеслу. Телевидение и массовая культура выбивают у людей последние мозги, а остающиеся постоянно промывают рассказами про "ужасы сталинщины" и всех революций вообще. То есть: сидите себе, граждане, спокойно и жрите, всё равно всё уже решили без вас. Но те, кто так придумал -- глупы. О, как же они глупы! Они уверены, что революции случаются исключительно от отсутствия хлеба и зрелищ. А ведь можно сделать так, что революция возникнет как культурный феномен. Как протест против их пошлости и их гламура. Против их сытости и самодовольной влюблённости. Никто не будет ходить на митинги и бегать cо знамёнами, некого будет в подполье ловить! Взрывная энергия станет накапливаться подспудно и незаметно, однако когда рванёт -- удар придётся точно по адресам негодяев, по выстроенным ими лживым институтам! Если сила сконцентрирована, то она сокрушительна. А то, что произойдёт потом, окажется нечто новым и прежде невиданным -- диктатурой чести. Власть возьмут те, кто сохранил в себе культуру и благородство. В мир придут другие смыслы. Люди поймут, что теперь они по-настоящему освобождены, поскольку смогут, не заботясь о куске хлеба и крыше над головой, начать задумываться о вещах вечных, творить, разговаривать с Богом... А негодяев даже не придётся расстреливать -- погрузить всех на пароход, да вывезти куда-нибудь на Мозамбик или в Таиланд.

-- Только Сиам без вины обидим, -- прервал Бориса Петрович. -- Я бы кое-кого наказал бы и посильней. Но в целом -- докладчик рассуждает верно. Особенно этот момент с культурой важен. Гляди, Алексей: диктатура со стороны нового благородного ядра -- она и конструктивна, и возможна технически. Деникин в своё время с горской офицеров едва Москву не взял... Он проиграл лишь потому, что с ним была публика уходящая, их благородство являлось традицией, наследованием, чем ещё угодно, но только -- не собственным результатом. У нас тоже имелись свои благородные идеи, и они были значительно свежее. Красная эстетика тогда разгромила белую. А сегодня здесь всего лишь культура должна победить не-культуру. Такое осуществимо, я тут не вижу никаких противоречий. Тем более что подобные люди сразу же составят то самое новое поколение, которое пресечёт террор. Правильно я рассуждаю?

-- Возможно, -- ответил Алексей, -- но только кто же тогда террор начнёт?

-- Наверное, эта роль отводится нам, -- широко улыбаясь, сказал подобревший Петрович. -- Иначе зачем мы явились сюда спустя семьдесят лет?

Борис тоже расхохотался:

-- Тогда что будем делать?

-- Как что? -- повеселев, ответил Алексей. -- На вопрос "что делать" ответ, как известно, один: будем создавать революционную организацию.

-- Во втором-то часу ночи? -- не согласился Здравый. -- Чтобы главному революционеру, не выспавшись, с утра ехать на дачу чинить водопровод?

Потому, ещё немного пошумев, все начали расходится по комнатам спать. Когда Борис удалился в свою комнату, Петрович подмигнул Алексею:

-- Вот и разрешился вопрос, кто кому и для чего нужен. Наш друг, конечно, никакой не революционер и не террорист, до Робеспьера или Савинкова ему далеко. Он -- личность творческая, романтик, а все романтики -- законченные бунтари и ниспровергатели. В нас же он нуждается для вдохновения. Не знаю как тебя, но меня такой поворот вполне устраивает.