"Вексель Судьбы" (книга первая)

Передав Алексею ключи, документы и какие-то бумаги на английском языке из компании, занимавшей ремонтом, Борис отказался от чая и уехал в Москву на такси.

-- Чем займёмся? -- поинтересовалась у Алексея Мария, когда тот вносил на террасу кипящий самовар.

-- Ты имеешь в виду завтра?

-- И завтра в том числе.

-- Ну коль скоро у нас появился транспорт, то хотелось бы завтра съездить записаться в "Ленинку" -- пора возобновить научную работу.

-- Не советую, простоишь в пробках полдня. Давай лучше с утра покатаемся по окрестностям!

На следующее утро Алексей и Мария сумели встать только к обеду, и прогулка, предполагавшаяся дневной, естественным образом сместилась на вторую половину дня. Обновлённый, с иголочки, ретролимузин заводился с пол-оборота, плавно и легко трогался и прекрасно вёл себя на шоссе, заставляя водителей и прохожих оборачиваться и провожать глазами его стремительный роскошный силуэт.

Вначале Алексей решил немного поколесить по старым поселковым проулкам, вспоминая и рассказывая Маше, в каких, по его памяти, домах жили когда-то Прокофьев, Зощенко и Лепешинская, как вместе с отцом он бывал в гостях у Сергея Эйзенштейна на его невероятной круглой даче, напоминавшей пагоду в готическом стиле, и за какой оградой в тридцать шестом боролся с туберкулёзом Илья Ильф, а он ходил к нему за автографом... Вспомнил и про жирных карасей, водившихся в пруду, на месте которого сегодня теснятся высоченные каменные коттеджи... Затем, вырулив на Егорьевское шоссе и перекусив в придорожной шашлычной, они не поспешая добрались до Бронниц, где запутавшись в дорожных хитросплетениях и изрядно поплутав, приняли решение возвращаться по новой дороге на Чулково.

Переехав мост через Москва-реку у Заозёрья, Алексей вдруг в задумчивости остановил машину и несколько минут внимательно разглядывал его исполинскую стальную конструкцию.

-- В конце ноября сорок первого наш курсантский взвод почти неделю просидел в окопах на Ленинградке, на берегу канала имени Сталина, перед точно таким же мостом.

Мария с помощью своего айфона немедленно навела справки и сообщила, что это и есть тот самый мост, после войны демонтированный и перевезенный сюда из Химок.

-- Вот, выходит, и встретил старого друга, -- сказал, задумчиво улыбаясь, Алексей, возвращаясь в машину. -- Всё-таки удивительная штука -- жизнь! Будто бы и смерти нет...

На следующее утро, сумев проснуться уже чуть раньше, к одиннадцати, Алексей всё же настоял на вылазке в город. Но поездка выдалась ужасной -- подъезды к Москве были забиты машинами в столь огромном количестве, какого Алексей даже не мог предположить. В самом городе было не легче, и дорога до Охотного ряда заняла более трёх часов. Машину пришлось парковать на подземной стоянке на площади Революции, где также пришлось попотеть -- огромный ЗИМ с превеликими усилиями вписывался в узкую спираль ведущего вниз съезда...

Они договорились встретиться в районе семи часов у "Метрополя" и разошлись -- Алексей в "Ленинку", Мария -- в студию к подруге, с которой договорилась обсудить поступившие ангажементы. Как оказалось, предложений для Марии пришло пока немного: одно -- прослушаться для нового мюзикла, другое -- отправиться на стажировку в Великобританию. "Разве в Англии умеют петь?" -- возмутилась Мария, и услышала в ответ, что всё дело -- в отпрыске одного известного нашего олигарха, живущего в Лондоне и решившего в дополнение к своему успешному бизнесу "немного попродюсировать". Ответ родился внезапно и выдался столь хлёстким и обидным для решившего посентиментальничасть с музами молодого бизнесмена, что процитировать его даже малой частью мы не можем себе позволить. Зато они с подругой вволю насмеялись над незадачливым Мусагетом, потом пили кофе и чтобы убить время, вдвоём болтали по телефону со всевозможными приятельницами.

Вернувшись из "Ленинки", Алексей рассказал, что его сначала не хотели записывать в читальный зал, требуя показать студенческий билет или диплом, однако затем всё же пустили. Он без особого труда разыскал через каталог нужные ему французские журналы 1890 года и был одновременно взволнован и удивлён, увидев на месте последней отметки в карточке собственную роспись фиолетовыми чернилами с датой "18/VII-41". Решив воспользоваться благами прогресса, он сделал фотокопии с нужных для работы страниц и сообщил Маше, что теперь спокойно сможет завершать написание своей статьи о предпосылках русско-французского альянса в дачной тишине.