Если я не залатаю раны, то, скорее всего, умру от потери крови. Царапин и глубоких порезов больше, чем я думал, и почти по всему телу, даже по правой щеке меня умудрились как-то зацепить. Обмотав главные раны тряпками, что нашел в ближайшем столе, я кое-как остановил кровь, но это лишь на минуты. С каждой секундой я ощущаю, как ярость и боль изо всех сил заставляют тело двигаться и не дают поддаться желанию умереть. Итак, куда я забрел? Вокруг много аппаратуры, приборов, хотя единственное, что мне нужно, – это аптечка, ну или что-то, что ее заменит. Абсолютный хаос отдается шумом вокруг, придавая приятные оттенки гармонии и значимости, в отличие от лживой цивилизации, созданной лишь для уничтожения природной стихии. Позади меня в конце короткого коридора находится медицинский отсек, если верить указателю. Я быстро иду к нему, слегка прихрамывая. Но только все это оказалось бессмысленным, ведь дверь заперта, а карты прохода у меня нет. Злясь, я стучу по двери, хоть и знаю, что это, скорее всего, бессмысленно. Надо быстро что-то делать: рано или поздно кто-то захочет добить меня, и это будет честно. Я чувствую, как силы все же уходят, и это толкает на поиски альтернативной медицины. Вернувшись в помещение, где я дрался, стал осматривать приборы, искать, но все это было не то. Быстрее, чем я думал, звуки существ вокруг стали ближе, и каждая секунда приближает ко мне новых животных, мечтающих лишь убивать, – и сейчас у них, скорее всего, получится. Здесь ничего нет, все это – лишь ненужные мне приборы, предназначение которых уже забыто. Надо искать дальше – и я иду через коридор в соседнее помещение, по сути схожее с остальными. Не успел я полностью войти, как мое умирающее тело заметило новое существо, форму которого сложно описать за те несколько секунд, что я увидел его. Быстро закрыв дверь за собой, я оставил этому монстру лишь возможность биться в истерике о кусок железа в жажде достать добычу. Уродство описать сложно, для этого и есть слова, определяющие ужас.
Нельзя медлить, каждая секунда, каждое действие может убить. В этом помещении, похожем, скорее, на склад оборудования, имеются еще два выхода, и, на первый взгляд, они закрыты. Очень быстро, как это вообще возможно в моем состоянии, я ищу среди оборудования что-то способное помочь мне остановить кровь и залечить раны. Шум анархии и крики живности не утихают ни на секунду, и лишь вопрос времени, когда смерть доберется до меня, если я не приму меры. И вот оно – единственное, что как-то может помочь, только польза этого равна его вреду. Небольшая сварочная система, которую, видимо, использовали для вскрытия дверей, когда я загнал Тобина в угол. Это не только сварка: для меня в этих условиях система горелки позволит прижечь открытые раны. Будет больно, но это не проблема – и, включив ее, я нагреваю кусок арматуры, который вытащил из другой коробки, под столом справа. Секунды уходят, край импровизированного медицинского прибора становится раскаленно-красным, после чего я выключаю горелку и, держа левой рукой арматуру, быстро прислоняю раскаленный кусок к правой руке. Лишь крик боли, разрывающий горло, позволяет не терять сознание, не воспринимать запах сгорающей кожи и мяса и не сойти окончательно с ума. Несколько секунд, и уже вместо открытой кровоточащей раны – ужасный ожог. Я роняю арматуру на пол и стараюсь держать себя в руках, не поддаваться боли, зная, что это метод выживания. Меня трясет, глаза заливает пот со лба, и кажется все тело пронзили сотни тонких иголок.
Я снимаю штаны, оголяя рваную рану на левой ноге выше колена. Нагрев арматуру снова, сразу прижигаю ее, сопровождая это действие все теми же погрешностями организма, помогающими перенести шок. Но на этот раз прибор заживления прилипает к коже из-за долгого прижатия к разрыву. Резким движением я отрываю его от ноги, крича от боли и падая на пол в кратком треморе. Злость возрастает мгновенно, позволяя мыслить яснее, чем обычно. Поднимаюсь с пола, надеваю штаны трясущимися руками. Запах горящей плоти заставляет стошнить на пол, и это ужасно: чувство такое, словно меня всего нашпиговали иглами через те места, где теперь расплавленная кожа. Все еще остается несколько царапин на теле и одна на щеке, но они не столь важны. Собравшись с силами, которые черпаются из безумия и ярости, я иду к дверям впереди. Тварь ушла, ведь я ее больше не слышу, а вокруг стало немного тише – или это уже россказни моей фантазии? Дверь справа закрыта, а та, что впереди, быстро поддалась. С одной стороны, было бы лучше остаться здесь, залечить раны, набраться сил – но только я-то понимаю, сидеть на месте гораздо опаснее, чем идти вперед.